Читать «Юность Жаботинского» онлайн - страница 131

Эдуард Владимирович Тополь

– Маруся, – тревожно позвала Нюра или Нюта, – зачем так далеко…

Оттуда донесся ее радостный голос:

– Нюра, Нюта, глядите, я вся плыву в огне, жемчуг, серебро, изумруд – Господи, как хорошо!.. Мальчики, теперь можете смотреть: последний номер программы – танцы в бенгальском освещении!

Что-то смутно-белое металось там за всплесками алмазных фонтанов, и глубоко под водою тоже переливался жемчужный костер, и до самой лодки и дальше добегали от Маруси сверкающие кольца.

Нюра спросила, осмелев:

– Не холодно?

– Славно, уютно, рассказать нельзя… – Маруся смеялась от игривого блаженства. – Теперь отвернитесь: я лягу на спину – вот так – и засну. Не сметь будить! – Через минуту тишины она добавила, действительно сонным сомлевшим голосом:

– Я бы рассказала, что мне снится, только нельзя…

А когда подплыла обратно к носу лодки и ухватилась за борт, у нее не хватило мускулов подняться, и она жалобно протянула:

– Вот так катастрофа.

– Мы вас вытащим, – заторопились Нюра и Нюта, подымаясь, но еще больше заторопилась Маруся:

– Ой, нет, у вас и силы не хватит. Не вы…

Она не сказала кто, но Самойло молча поднялся, бросил папиросу в море и пошел к ней, переступая через сиденья. Он сказал отрывисто: «возьми за шею», плоскодонка резко накренилась вперед, корма взлетела высоко, он вернулся обратно и сел на прежнее место на дне.

– Еще минутку, не сердитесь, – говорила позади всех Маруся, – надо обсохнуть. – Голос у нее был как будто просящий, но под ним чувствовалось, что она все еще смеется от какой-то своей радости.

Минута прошла (студент опять запел), потом опять зашуршало, и еще через минуту она шумно соскочила на дно, воскликнула:

– Готово – ангелы вы терпеливые! – схватила певшего студента за голову, откинула ее назад и поцеловала в лоб, прибавив: – Относится ко всем.

Но еще это был не конец той ночи…

«Месяц над республикой Луканией взошел поздний, горбатый, но необычайно яркий», – пишет Жаботинский.

Трудно им было пробираться среди сплошного кустарника, диких груш и маслин, акации, бузины и черемухи. Акация уже отцветала, в голубоватой лунной тишине стоял только намек на ее исчезающий запах. Было безлюдно, высокие шелковистые травы заполнили дно ложбины, и кругом не видать и не слышно было ни моря, ни дач, ни города.

– Дуетесь? – спросила Зеэва Маруся все тем же голосом подавленной внутренней радости.

Назад она велела грести сюда, к Ланжерону, выскочила на берег, потянула за руку Зеэва, а остальным велела плыть куда угодно. «Он меня проводит домой, если кто завтра увидит маму – велите ей не беспокоиться, младенца не будет». Они послушались и уплыли, отсалютовав – так она давно всех воспитала. Но Зеэву было не по себе.

– Не ворчите, – просила она на ходу, держа его под руку и прижимаясь. – Дома ведь не беспокоятся.

(Это была правда, в их беззаботной семье часто на всю ночь пропадали не только Маруся, но и младшие.)

– Разве я ворчу?

– Вроде. Вы… «молчите против меня». А как раз сегодня нельзя, сегодня надо меня все время по головке гладить. Я знаю, в чем дело. Вы боитесь, как они подумают: вот наконец и его Маруся в «пассажиры» взяла – не спасся! Так?