Читать «Шаг в сторону. Загадка "Эндхауза". Адресат неизвестен» онлайн - страница 30

— Что значит «не могу»?

Очевидно, заменял начальника. Вот радость-то! Я спросил, зачем мне нужно возвращаться. Он сказал, что установлена личность мертвого из Дечина, что это был Франтишек Местек, механик речного судна, постоянно проживавший в Дечине. Месяц назад его уволили за пьянство, и он собирался ехать в Липну на плотину. Теперь его разыскивала какая-то девица из-за алиментов. Выяснилось, что вещи Местека остались на квартире у хозяйки и что его недели три никто не видел. В Липну он, конечно, не заезжал.

Девица признала вещи покойного. О часах она ничего не знала, а при составлении протокола заявила, что Франта всегда был со странностями.

Бахтин выразил пожелание, чтобы я немедленно возвратился в Прагу и занялся этим делом. Не имело смысла с ним ругаться. Мне ничего не оставалось, как рассказать ему хотя бы то, что я считал нужным. Как я прошляпил сумку, не стал ему говорить. Он заявил, что сделает для себя заметки. Он всегда все записывает и, чтобы никто не прочел его записей,- пи? шет неразборчиво. Потом сам ничего прочесть не может.

Он буквально вытянул из меня фамилии тех, на кого падало подозрение. Только потом мудро решил, что в таком случае я не должен возвращаться.

Я попросил его узнать, выдано ли удостоверение на оружие на имя Веры Ландовой. Подождал у телефона. Удостоверение было выдано. Бахтин хотел дать мне еще несколько мудрых советов, ио я повесил трубку.

Дед старательно подслушивал за дверями, но, видно, был слишком глухой, так что много не наслушал. Он спросил меня, не семейные ли это неприятности. Я сказал «гм», дед на это ответил, что у всех семейные неприятности.

У меня нет. Ни неприятностей, ни семьи.

На холм я взобрался без труда. От злости даже забыл вспотеть. У калитки встретил пани Жачкову. Она несла большую сумку.

—- Еду в больницу к старику, господин инспектор. Везу ему пижаму и зубную щетку. Ночью я ничего не успела дать ему с собой.

Она все время величала меня инспектором. Была твердо убеждена, что каждый человек, занимающийся инспекцией, — инспектор, и конец. Каждый раз, когда она это произносила, я вздрагивал.

Предложил ей поехать с ней. Посещение больных — проявление христианского милосердия.

Жачек был в палате один. Нога у него была в гипсе, а вообще-то он выглядел неплохо.

— Так что, пан Жачек, болит ножка-то? — говорю я с глупой улыбочкой.

Ответил, что болит. Ночью, видно, меня не узнал.

— А как вы попали на эту лестницу? — расспрашивал я. — Что это вам взбрело па ум идти ночью в подвал?

Он утверждал, что услышал ночью какой-то шум и пошел посмотреть. Я сказал, что это достойно всяческой похвалы, но нужно было взять с собой фонарь. Видимо, он не подготовился к такому допросу и поэтому пробормотал что-то невнятное.

— Сколько времени? Не опоздать бы нам на автобус, — сказал я.

Он протянул руку и вытащил из столика огромную «луковицу».

— Что это вы рвете себе этой луковицей карман, — говорю, — а пану доктору Вегрихту продали такие красивые часы.

Ответил, что привык к карманным, и даже глазом не моргнул. Жандарм есть жандарм.