Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 92

«...В течение нескольких лет я навещал Париж для публичных чтений и тогда обычно стоял у Ильи Исидоровича Фондаминского. Политические и религиозные его интересы мне были чужды, нравы и навыки были у нас совершенно различные, мою литературу он больше принимал на веру, — и все это не имело никакого значения. Попав в сияние этого человечнейшего человека, всякий проникался к нему редкой нежностью и уважением. Одно время

я жил у него в маленьком будуаре рядом со столовой, где часто по вечерам происходили собрания, на которые хозяин благоразумно меня не пускал. Замешкавшись с уходом, я иногда невольно попадал в положение пленного подслушивателя; помнится, однажды двое литераторов, спозаранку явившихся в соседнюю столовую, заговорили обо мне: «Что, были вчера на вечере Сирина? Ну как?» — «Да так, знаете!» Диалог, к сожалению, прервал третий гость...»

«Петя» Варшавский—активный участник «Ордена» — был мобилизован одновременно с Борисом Вильде. В письме к приятелю он пишет, что «играет в бридж со славными людьми. Это все — мелкие служащие и т. д.».

«Когда я думаю — на кого же мы будем опираться в нашей борьбе за лучшее, более справедливое и братское общество, мне кажется, что именно здесь мы легче всего найдем поддержку и понимание. По русским понятиям это — полуинтеллигенция, но я не нашел в них ни одной из тех одиозных черт, которые были связаны с этим словом в России...»

В переписке (1939—1940 годы) друзья часто вспоминают «Орден»; наконец-то после, так сказать, умозрительной теоретической борьбы с фашизмом они встретились с ним лицом к лицу.

«Простые французы» — к ним обращены и «33 совета оккупированному», и первые слова передови-234

цы Бориса Вильде в газете «Резистанс»: «Сопро тивляться! Это слово идет из глубины ваших сер дец, из глубины отчаяния...»

Еще несколько слов о судьбе Бунакова-Фонда-минского. После того как гитлеровцы вошли в Париж, все уговаривали «Ильюшу» уехать — уже готовились желтые звезды для «неарийской расы», хотя победители, как мы знаем, еще кокетничали с парижанами и не трогали «мирных обывателей», даже принадлежавших к «низшей расе».

К Бунакову зачастил «очень культурный немец-книголюб», знакомый по студенческим дням в Берлине. Он уверял «Ильюшу», что ему-то нечего бояться. Гость перебирал книги, вел ученые разговоры.

Во время облавы на евреев арестовали и Бунакова, а «книголюб» увез всю его библиотеку к себе, в Берлин.

Бунаков умер в лагере «своей смертью» — от голода. Он мужественно отказался бежать, когда представилась какая-то возможность. Перед смертью принял православие...

Все друзья, которым удалось бежать из Парижа, особенно профессор Риве, пытались удержать Бориса от возвращения в Париж. Аньес Эмбер через связного — Мальчугана — умоляла его не приезжать: Ирэн и вся семья были уверены, что Борис поймет, чем он рискует теперь, когда разгромлена группа.