Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 91

Начало февраля. Борис — в Тулузе, Левицкий и Аньес вместе с редакторами «Резистанса» все шире распространяют газету. «Мальчуган» привозит Аньес несколько тысяч конвертов. Газета идет через тайный почтовый ящик. Кто мог бы подумать, что владелица лавки молитвенников, изображений святых и религиозных книжек так ловко будет прятать пачки газет и так незаметно передавать их по назначению.

Но тревога растет. Левицкий предупреждает Аньес: из Берлина вызваны специальные отряды полиции. «Ну и пусть!» — говорит Аньес.

О встрече с Вильде в Тулузе, в начале марта 1941 года, перед его благородным — и безрассудным!— возвращением в Париж после ареста Левицкого и Ивонн Оддон, мне рассказывала Ирина Гржебина —мой парижский друг.

«Мы сидели вдвоем, в кафе. Борис был очень грустен, молчалив, сказал, что возвращается в Париж, что это необходимо и что там «дела плохи». Он очень торопился — мне казалось, что он кого-то ждет.

Прощаясь, он неожиданно поцеловал меня и сказал: «Прощайте, мой друг... Больше мы, наверно, никогда не увидимся».

Ирина — одна из трех дочерей известного издателя 3. И. Гржебина — выросла в Петербурге, переехала с родителями сначала в Берлин, где ее отец был директором советского издательства, потом — в Париж.

Жизнь была нелегкой, родители болели, девочки рано осиротели и прошли всю суровую школу эмигрантской жизни, вырастили младшую сестру, учились и работали: обе старшие — балерины, ученицы знаменитой Преображенской. Наконец им удалось снять огромное двухсветное ателье, где они устроили «Студию русского танца» и куда «на огонек» так любили приходить молодые их друзья — Борис Вильде и Володя Варшавский.

«Ирэн не понимает моей привязанности к русским монпарнасцам, — написал в дневнике Борис,— но ведь столько общего в нашей судьбе, в нашем прошлом...»

«Мы звали Бориса «Ваничкой»,— говорила Ирина, — такой он был белокурый, голубоглазый, а Варшавского — «Петей»... Они с таким удовольствием приходили по праздникам, ели наши борщи с кулебякой, пели с нами русские песни, читали стихи. О судьбе Бориса я узнала только после освобождения...

Тогда я поняла, почему он так грустно прощался со мной в Тулузе.

Видно, знал, что его ждет...»

Не только в студии Гржебиных, на веселых шумных «посиделках», встречался Вильде с русскими эмигрантами.

В самом начале парижской жизни он бывал и у Мережковских по воскресеньям, но никогда не принимал участия в спорах и дискуссиях, играл с кем-нибудь в шахматы, слушал внимательно, «всегда немного иронично», как пишут те, кто его там видел. Вскоре он перестал там бывать, вошел в другую среду: сначала в объединение молодых поэтов «Кочевье» — кружок довольно левонастроенной молодежи, потом, в 1938 году, в антифашистский кружок, основанный Ильей Исидоровичем Бунаковым-Фон даминским, который называл это сообщество «Орденом русской интеллигенции».

Об организаторе «Ордена»— самом «Ильюше», как его ласково называли участники встреч у него на квартире, все вспоминают с особой теплотой.

Молодой русский писатель Сирин, прославившийся потом под своей настоящей фамилией — В. Набоков, — человек отнюдь не сентиментальный, даже скорее язвительный, так пишет о Буна-кове-Фондаминском в своем автобиографическом романе «Другие берега».