Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 52

«Париж, И марта.

Моя дорогая, хорошая, милая мамочка, только что получил Твое письмо. Прости меня, что я так давно не писал — я страшно виноват перед Тобой — но вот уже целый месяц, как я не писал ни одного письма — просто по лени и полной бессовестности: накопилось так много неотвеченных писем, что не решаюсь приниматься. Родная моя, у меня все благополучно, все по-прежнему. Я продолжаю служить, служба отнимает у меня много времени, но что же делать: надо два-три года потерпеть—а потом, надеюсь, будут возможности устроиться как-нибудь иначе.

Ирэн тоже поступила на службу — в Национальную Библиотеку — у нее хорошая легкая работа, и она занята всего четыре часа в день и зарабатывает очень прилично. У меня с ней самые наилучшие отношения — несмотря на полное несходство наших характеров и разницу в воспитании и т. д. Я кроме службы ничего больше не делаю, ничего не пишу, но довольно много читаю, изредка хожу в кино или концерт и довольно часто приходится бывать в гостях и на различных собраниях — что я сейчас делаю не особенно охотно, но нужно ходить — «назвался груздем, так полезай в кузов».

На пасху Мирра Ивановна уедет на юг с двумя младшими девочками — Марьянна будет работать две недели в каком-то архиве, а Эвелина — чтобы отдохнуть (она все время болеет — неопасно, но надоедливо). Так что мы останемся в Париже втроем: Ирэн, профессор и я.

После Пасхи я собираюсь переезжать, так как моя хозяйка меняет квартиру. Возможно, что я перееду в пригород, куда-нибудь недалеко от моей службы — это на несколько месяцев, так как если в июле женюсь, то надо все равно искать квартиру в Париже.

В связи со всеми этими обстоятельствами — много «хозяйственных» забот — нечто для меня совершенно новое.

Кстати, дорогая мамочка, Ты пишешь «златокудрый». Я уже теперь далеко не «златокудрый» — и не только кудрей, но и волос на голове скоро, кажется, не будет. Стану лысым, отпущу брюшко, пущу золотую цепь по брюху и буду солидным и важным. Знай наших!

Прилагаю кстати к письму две случайных фотографии, по которым Ты сможешь судить — изменился ли я?

Ну вот, моя дорогая мамочка, остается только сказать еще о самом главном: что я Тебя очень, очень люблю. Но это Ты, конечно, знаешь сама..Только я люблю Тебя еще больше, чем Ты думаешь, хотя и не так, как полагалось бы хорошему и разумному сыну, а иначе — вот так, как полагается любить таким скверным детям, как я. То есть — еще больше.

Крепко, крепко целую. Привет всем... И не болей!

Всегда твой Борис».

Из длинного письма в конце этого года ясно видно, что Борис действительно страшно занят: надо было написать несколько статей, да, кроме того, он читал большой доклад о Германии. «Со службой пока что справляюсь,— конечно, это не очень-то весело, но надо потерпеть несколько лет, а там будет видно... Большинство моих приятелей устроено куда хуже моего. Мне вполне хватает на жизнь — даже могу кое-что откладывать. Курю мало, зато научился пить — не водку, а хорошее французское вино. Когда я обедаю у Лотов, старик профессор радуется, что можно распить бутылочку, а то Мирра Ивановна ему не позволяет».