Читать «Чарльз Буковски. Капитан ушел обедать, верховодит матросня» онлайн - страница 23

    Я как-то попробовал сторониться ипподрома, но стал очень нервным и угнетенным. В какую-то ночь из меня ушли все соки, и залить в компьютер было нечего. Мне кажется, вынося свою задницу из дому, я невольно смотрю на Человечество. А когда на него смотришь, ты ОБЯЗАН реагировать. Это бесконечный ужастик. Да, мне там скучно, меня все пугает, но там я до сих пор кто-то наподобие студента. Практикант в аду.

    Кто знает. Возможно, скоро я буду прикован к постели. Стану, лежа, рисовать на бумажных листах, прибитых к стене. Рисовать я буду длинной кистью, и мне это, наверное, понравится.

    Но сейчас меня окружают лица игроков, картонные лица, перекошенные, злодейские, ничего не выражающие, жадные, умирающие. Они высматривают в дневных газетах результаты скачек, а я стою с ними так, будто я - один из них. Мы больны, в нас живут глисты надежды. Наша нищенская одежонка, наши колымаги. Мы шагаем к миражу. Наша жизнь такая же чахлая, как и у других.

    11/3/91 00:48

    Вместо ипподрома остался дома, с ангиной и болью немного правее макушки. Когда тебе 71, ты уже не скажешь, в какой момент твоя голова протаранит ветровое стекло. Я по-прежнему не дурак кирнуть и обильно покурить. Организм от этого негодует, но не хлебом же единым сыт человек. Душе тоже нужна пища. Пьянство насыщает как мой дух, так и рассудок. Как бы там ни было, на ипподром я не поехал, проспав до 12.20.

    Легкий денек. Погрузился в горячую ванну, как термометр. Вышло солнце, вода пузырилась и бурлила, горячая. Я облегчился. А почему бы и нет? Иди по лезвию. Улучши свое самочувствие. МИР - это мешок с говном, раскрытый нараспашку. Мне его не спасти. Хотя я и получил кучу писем, где утверждается, что моя писанина уберегла немало жоп. Но писал я не для этого. Писал я, чтобы мой собственный зад пребывал в целости и сохранности. Я всегда был аутсайдером, никогда ни во что не вписывался. Это прояснилось еще на школьном дворе. А еще я очень медленно учился. Мои сверстники знали все. Я ни знал ни хуя. Все заливал белый головокружительный свет. Я был дураком. Даже будучи дураком, я сознавал, что не полный дурак. Было во мне что-то, что я готов был защищать, неважно что. Неважно. Вот лежу я в ванной, а моя жизнь подходит к концу. Хрен с ней, понавидался я цирковых представлений. Кроме того, всегда достаточно того, о чем можно написать, прежде чем это что-то забросит тебя в клоаку или куда-нибудь подальше. Хорошо сказано про слово, что оно просто продолжает вышагивать, что-то выискивая, составляя предложения, кайфуя. Слов во мне было навалом, и они по-прежнему сыпались из меня в подходящей форме. Мне везло. В ванне. Больное горло, трещащая голова. Мне везло. Старый писатель в ванне, в раздумьях. Мило, мило. Но ад всегда поблизости, поджидающий, чтобы распахнуть ворота.

    Мой старый рыжий кот пришел и взглянул на меня в воде. Мы изучили друг друга. Оба знали об оппоненте все и ничего. Он ушел.

    День продолжался. Мы с Линдой где-то пообедали, не помню, где. Так себе еда, поданная с гарниром из субботнего народа. Живого и вместе с тем давно усопшего. Занявшего столы, жующего и говорящего одновременно. Стойте, Боже, мне это кое-что напоминает. Обедал как-то перед тем, как двинуться на ипподром. Сел за стойку, она была совершенно пуста. Принесли мой заказ, я ел. Вошел мужик и занял место РЯДОМ СО МНОЙ. Там было 20-25 свободных мест. А он сел рядом со мной. Я просто не настолько тащусь от людей. Чем дальше я от них, тем лучше себя чувствую. А он сделал заказ и начал разговаривать с официанткой. О профессиональном футболе. Я и сам его смотрю, но заводить об этом в кафе? Они все терли, переминали о том о сем. Лили из пустого в порожнее. Любимый игрок, кто выиграет и т.д. Потом к ним кто-то присоединился. Полагаю, мне бы так это не запало, если б об меня не терся локтем ублюдок на соседнем стуле. Симпатяга, конечно-конечно. Ему нравился футбол. Безопасный. Американский. Забейте.