Читать «Цыганское романсеро» онлайн - страница 5

тебе подаривших платье!

II

Анунсиасьон де лос Рейес

за городской стеною

встречает его, одета

лохмотьями и луною.

И с лилией и улыбкой

перед нею в поклоне плавном

предстал Габриэль - архангел,

Хиральды прекрасный правнук.

Таинственные цикады

по бисеру замерцали.

А звезды по небосклону

рассыпались бубенцами.

- О Сан-Габриэль, к порогу

меня пригвоздило счастьем!

Сиянье твое жасмином

скользит по моим запястьям.

- С миром, Анунсиасьон,

о смуглое чудо света!

Дитя у тебя родится

прекрасней ночного ветра.

- Ай, свет мой, Габриэлильо!

Ай, Сан-Габриэль пресветлый!

Заткать бы мне твое ложе

гвоздикой и горицветом!

- С миром, Анунсиасьон,

звезда под бедным нарядом!

Найдешь ты в груди сыновней

три раны с родинкой рядом.

- Ай, свет мой, Габриэлильо!

Ай, Сан-Габриэль пресветлый!

Как ноет под левой грудью,

теплом молока согретой!

- С миром, Анунсиасьон,

о мать царей и пророчиц!

В дороге светят цыганам

твои горючие очи.

Дитя запевает в лоне

у матери изумленной.

Дрожит в голосочке песня

миндалинкою зеленой.

Архангел восходит в небо

ступенями сонных улиц...

А звезды на небосклоне

в бессмертники обернулись.

КАК СХВАТИЛИ АНТОНЬИТО ЭЛЬ КАМБОРЬО НА СЕВИЛЬСКОЙ ДОРОГЕ

Антоньо Торрес Эредья,

Камборьо сын горделивый,

в Севилью смотреть корриду

шагает с веткою ивы.

Смуглее луны зеленой,

шагает, высок и тонок.

Блестят над глазами кольца

его кудрей вороненых.

Лимонов на полдороге

нарезал он в час привала

и долго бросал их в воду,

пока золотой не стала.

И где-то на полдороге,

под тополем на излуке,

ему впятером жандармы

назад заломили руки.

Медленно день уходит

поступью матадора

и плавным плащом заката

обводит моря и долы.

Тревожно чуют оливы

вечерний бег Козерога,

а конный ветер несется

в туман свинцовых отрогов.

Антоньо Торрес Эредья,

Камборьо сын горделивый,

среди пяти треуголок

шагает без ветки ивы...

Антоньо! И это ты?

Да будь ты цыган на деле,

здесь пять бы ручьев багряных,

стекая с ножа, запели!

И ты еще сын Камборьо?

Подкинут ты в колыбели!

Один на один со смертью,

бывало, в горах сходились.

Да вывелись те цыгане!

И пылью ножи покрылись...

Открылся засов тюремный,

едва только девять било.

А пятеро конвоиров

вином подкрепили силы.

Закрылся засов тюремный,

едва только девять било...

А небо в ночи сверкало,

как круп вороной кобылы!

СМЕРТЬ АНТОНЬИТО ЭЛЬ КАМБОРЬО

Замер за Гвадалквивиром

смертью исторгнутый зов.

Взмыл окровавленный голос

в вихре ее голосов.

Рвался он раненым вепрем,

бился у ног на песке,

взмыленным телом дельфина

взвился в последнем броске;

вражеской кровью омыл он

свой кармазинный платок.

Но было ножей четыре,

и выстоять он не мог.

И той порой, когда звезды

ночную воду сверлят,

когда плащи-горицветы

во сне дурманят телят,

древнего голоса смерти

замер последний раскат.

Антоньо Торрес Эредья,

прядь - вороненый виток,

зеленолунная смуглость,

голоса алый цветок!

Кто ж напоил твоей кровью

гвадалквивирский песок?

- Четверо братьев Эредья

мне приходились сродни.

То, что другому прощалось,

мне не простили они -

и туфли цвета коринки,

и то, что кольца носил,

а плоть мою на оливках

с жасмином бог замесил.

- Ай, Антоньито Камборьо,

лишь королеве под стать!