Читать «Уайнсбург, Огайо. Рассказы (сборник )» онлайн - страница 132

Шервуд Андерсон

Что ж, люди добрые, так мы и живем.

Но я на жизнь не в обиде. Я научился смеяться – не вслух, не хвастливо и не с горечью, – над тем, что судьба меня бьет. Тихонько смеюсь, про себя».

– Почему?

– Да просто так, смеюсь, и все.

Таких, наверно, тысячи, и мужчин и женщин, – быть может, они-то и есть цвет человечества, – они это поймут. В этом и кроется секрет, почему Америка так чтит Авраама Линкольна. Он тоже был из таких.

– Так вот, – продолжал мой доктор, – пошел я к ним. Увидел женщину, мать девочки-калеки, с виду она была женщина кроткая и чем-то странно напоминала мою жену.

И девочку увидел; похоже, она обречена была всю жизнь провести в постели либо с трудом передвигаться в инвалидном кресле. Ведь правда, недурно бы заставить иных самоуверенных болтунов объяснить, почему в мире такое случается? Вот загадка, над которой поломать бы голову мыслителям, верно?

И еще я увидел ту женщину, польку.

Странно улыбаясь, доктор заговорил о том, что иной раз внезапно настигает мужчин и женщин. В пору их встречи ему было сорок семь, а польке – он так и не сказал мне ее имени, – наверно, лет тридцать. Как я уже упоминал, он был очень крепок, силен, производил впечатление великолепного животного. Таких мужчин подчас мгновенно и неодолимо влекут женщины. Влечение обрушивается на них, точно буря на мирное поле. Так случилось с доктором в первую же минуту, едва он увидел ту польку, – и, оказалось, то же случилось и с нею.

Она была в комнате девочки-калеки, когда он туда вошел, рассказывал мне доктор. Сидела в кресле у постели. Поднялась, и они посмотрели друг на друга. Как я понимаю, все произошло мгновенно.

– Я доктор, – сказал он.

– Да, – отозвалась она.

Даже это единственное короткое слово, произнесенное с едва уловимым акцентом, прозвучало как-то значительно и оттого необыкновенно мило.

Минуту он просто стоял и глядел на нее, а она – на него. Она была довольно большого роста, широкие плечи, высокая грудь, великолепное ладное тело, сказал доктор. И отлично вылепленная голова, в ней чувствовались странная гармония и сила. Он все пытался описать верхнюю часть лица, форму головы, разрез глаз, широкий белый лоб.

– Странно, – сказал он, – теперь, когда ее уже здесь нет, я совсем не помню ни ее губ, ни подбородка. – Тут он заговорил о женской красоте. – Сколько чепухи ваш брат писатель разводит насчет женской красоты, – сказал он. – Вы и сами знаете, моя жена удивительно красива, и ни при чем тут ни цвет глаз, ни изгиб губ… Уж эта болтовня про губки точно розовый бутон… Или лук амура, или очи – лазурные, или там, черт подери, серо-буро-малиновые в крапинку! – Помню, слушая его, я подумал, что из него бы вышел отличный скульптор. Для него особенно важна была форма, в облике польки его поражала удивительная красота всех линий. – Красота моей жены проявляется не часто, но в эти редкие минуты она поистине ослепительна. Думаю, вы заметили, красота ее – в редкой, такой одухотворенной улыбке.