Читать «Тополь цветет: Повести и рассказы» онлайн - страница 146

Марина Александровна Назаренко

На белой глади среди алеющих кустарников далеко проглядывались утки, гордо плывущие по водным коридорам. Черные гаги, или, как тут называли их, лысухи, подпускали близко. Спешит, спешит на ровном расстоянии, а заметит приближение — взметнется, пронесется вскачь, и снова плывет, и снова подпускает; надоест — нырнет или выпорхнет и полетит над водой — черная, длинношеяя, с куцею головой. Или знала, что у Лиды нету ружья?

Утки поодиночке, по две срывались из травы. Выводки поднимались редко. Двое поздних утят-хлопунцов пристали к тальничку. Охотник на них и дробины не стал бы тратить, а тоже как порядочные: крутнули хвостами и пошли наутек — две мохнатенькие ладьи.

С горящими глазами, взволнованная, Лида выехала на плес.

Вдалеке качалась знакомая лодка. Иришка положила весла и сидела наклонившись, опустив руку в воду, Азаров смотрел на нее и, кажется, говорил. Лодка медленно поворачивалась на месте.

Острова, вода и лес занимали ничтожную часть пространства, главное было небо, ровно залитое солнцем. С островов сбегали в воду оборванные дороги. Между черных пней и редких берез стлался полевой клубничник. Ягоды давно сошли, а багровые листья все еще обещали что-то, манили. Вода — белая, голубая издали, вблизи оказывалась черной — внизу оставалась трава, и уже пузырились водоросли, шевелили миллионами усиков.

Лида не заметила, как Иришка и Радий Иванович повернули к дальнему острову, увидала только, как зачалили лодку и отправились на тот край островка…

Белел пыльный широкий кусок дороги, срываясь в воду. И клубничник там, наверное, того же малинового… нет, багрового цвета…

Она не могла скрыть ничего ни от Лиды, ни от кого другого. Она не восклицала больше «фер лямур», не крутила гантели-булыжники, а тихо сияла глазами и старалась постоянно находиться возле Радия Ивановича, будто скреплена с ним невидимой цепкой.

Его широченные плечи как бы смущенно осеняли ее и так же смущенно качнулись от нее к охотникам, сидевшим кучкой, как показалось Лиде, обособленно, и она заметила, как они переглянулись и тотчас отвели глаза друг от друга. Они говорили, травили анекдоты, а сами держали в уме этот показатель степени отношений Иришки и Азарова, и лица у проректора и шофера были растерянно-хитроватые, вроде они и поощряли то, что случилось, и вроде не одобряли, хотя и мирились, — что поделаешь, раз такова природа человеческая. Радия Ивановича все это, видимо, заботило и беспокоило, потому что он очень активно выставил на обсуждение вопрос единомыслия соратников, и как хорошо добиваться его такими вот поездками, и почти единолично отстаивал это. Затем выудил у Хохрякова, что тот действительно болен, и стал подбивать на операцию («Да что вы, Марк Игнатьевич, наш молодой доктор щелкает эти штуки как орешки — вы поговорите с нею!»). И Хохряков, морщась и хмурясь, все чаще поглядывал на Лиду вопрошающе.