Читать «Том первый. Кавказ – проповедь в камне» онлайн - страница 43

– Молчи, молчи, глупая! – запаленный и хмельной, он завис над нею, упираясь крепкими мускулистыми руками в перину.

– Чего же ты обмер, соколик, глаза с думой? Сбрехай шо ласковое… Чай не дед во сто лет, гляди, остыну… не растопишь.

Она опять улыбнулась не то ему, не то своему бабьему счастью, глядя прямо и близко в его сумеречно-зеленые глаза.

Он лишь иронично усмехнулся в ответ: «Вот уж воистину женщина любит ушами, причем обоими».

Рука его провела разбросанными пальцами по линии живота, задержалась у влажного центра притяжения, коснувшись темного островка волос…

Вдова почтмейстера Глазкова закрыла в сладкой истоме глаза, отвечая на его ласки музыкой шепота и стонов; теплые волны неги омывали тело, властно овладевая ее существом.

– Ну что же ты? – Она судорожно нашла губами его рот, подрагивавшие бедра раскрылись, готовясь принять его силу…

А потом они отдыхали, снова пили чихирь с размешанным в нем цветочным медом, шептались о всякой глупости, далекой от Кавказской войны, и лишь к полудню вышли к столу, на котором дышал жаром в третий раз за утро растопленный самовар.

Румяная и счастливая Оксана Прокопьевна тем не менее не преминула цыкнуть на набравшую в рот воды Матреху и, живехонько отправив ее «дозорить» за дверь, сама взялась потчевать любезного постояльца.

В горнице пахло печеным тестом, калеными орешками и цветами; горшки с последними густо стояли на подоконниках, закрывая своей наливной зеленью окна.

– Просим покорно за стол, Аркадий Павлович, озаботьтесь откушать пирожка с квашеной капустой… Чайку на малиновом листе извольте, с вашего позволения, медок опять же черпайте. Ах, ежели б не Великий пост, уж я бы попотчевала вас, касатик, виноградным пирогом со свининой. А ты молодец, миленок, как есть герой! – Оксана Прокопьевна прыснула в расшитый рушник, оправила нарядный бешмет, что был моден среди казачек приграничного края, и принялась наливать в стародавние дедовские чашки дымящийся чай.

Отдав молитву Господу и осенив себя крестом, Лебедев взялся за пирог.

Хозяйка журчала чаем, запускала витую ложечку в черешневое варенье и поглядывала на побочина через стол. «Почему он не мой? Женат ли? Скоро ль закончится мое недолгое счастье? – кусала себя вопросами вдова. – Жив ли останется, уйдя с обозом за Терек?» Его благородное, красивое своей суровостью лицо заставляло волноваться сердце казачки. Его улыбка – как блик солнца, озарявший волевые черты, смущал ее самое, но улыбался ротмистр крайне редко.

Покончив с пирогом, он проигнорировал сладости и потянулся за чашкой чая.

– Берегите себя, – надкусывая ванильный пряник, с плохо скрытой тревогой обронила она. – Ох, горе… Боюсь я за вас, соколик Аркадий Павлович, сердечушко так и ноет! И зачем вы сюда пожаловали, пан? Закоптят вас татары, как ветчину. Уж сколько крови здесь православной пролито – жуть! Будет ли сему аду конец? – Вдова уронила в сложенные ковшиком ладони раскрасневшееся лицо.

– Вот за этим и прибыл… чтобы приблизить конец.