Читать «Том первый. Кавказ – проповедь в камне» онлайн - страница 41

Андрей Воронов-Оренбургский

Дверь затворилась. Вдова Глазкова от души потянулась, натягивая на пышной груди оборки ночнушки, и, перекрестив розовый рот, дотронулась до плеча своего побочина.

– Довольны ли ваши душа и тело, касатик?

– Хотел поутру обнять жену, ан промахнулся, – отшутился Аркадий, глядя в лучистые глаза казачки.

– Ах, шалун! – Хозяйка погрозила пухлым пальчиком и привалилась к своему постояльцу. – Все вы, служивые, одним миром мазаны.

– Так уж и все? – Аркадий провел ладонью по ее теплому ото сна лицу.

Сердце вдовы застучало, она пылко обняла его, клюнула игривым поцелуем в губы и не упустила возможности спросить:

– Золотенький мой, откуда ты?

– Это далеко отсюда.

По тону кавалерийского офицера казачка поняла: пытать драгуна этим вопросом больше не стоит. Взяв его руку, она стала целовать каждый палец по очереди. Ладонь Аркадия была мозолисто-твердой, точно у каменщика.

– У-у, какая у тебя жесткая рука, пан. Пожалуй, ты ей не только бабьи титьки ласкал? А что нужно, шоб из пистоля попасть в цель? – Ее тонкая вороная бровь вопросительно выгнулась.

– Стрельнуть своими глазками.

– Ну, дурый, я ж серьезно! Будь добрый, научишь палить из своего оружия?

– Зачем сей кровожадный инстинкт? У тебя почернеет пальчик от пороху. Не женское это дело.

– Все шуткуете… Нет куража в вас. Вчерась цельный вечер в палисаднике просидели, а позже сразу за стол и на перину. Ни песен, ни баек, даже не поплясали.

Аркадий, мучаясь похмельем, насилу улыбнулся кареокой казачке, а сам припомнил жившую в Пажеском корпусе шутку: «Танец – есть вертикальное выражение горизонтального желания». «Впрочем, в жизни всегда есть место поводу… Взять хоть прошедшую ночь. Я ли затянул эту южную «диву» в постель? Отнюдь». Он вспомнил, как после выпитого доброго чупрака чихаря веселая вдовушка сама увлекла его в спальню и без лишних «экивоков» увалила в свою постель.

Обстоятельство это не удивило привыкшего к походной жизни ротмистра, тем паче, что по дороге на Кавказ он наслышался от попутчиков о житье-бытье казачьего пограничья. Очевидцы сказывали, что в надтеречных станицах мужского полу между двадцати– и сорокалетним возрастом не увидишь, потому что такие казаки практически безвылазно занимали посты на Тереке, либо находились в станичных резервах на случай тревоги, или были откомандированы в разные боевые отряды.

Однако душеньки-женушки их «не крепко печалились отсутствием своих суженых, оттого что мало-мальски смазливая казачка имела побочина, которого легче легкого было приобрести жительнице той или иной пограничной станицы, где каждый из молодых аристократов-богачей, приезжавших из обеих столиц в экспедиции, считал своей обязанностью побывать в форпостах Российской Империи и от души поволочиться за казачками».

Сами гребенские казаки (которых так называли потому, что они жили «по гребням гор»), как правило, не укоряли жен за любовников, не били плетьми, если те были до того тороваты; лишь бы на долю мужа перепадала «щербатая копейка», а тем более, если на приношения любовника заводился новый скакун или шилась дорогая красивая черкеска. И даже напротив, на супружницу сыпались упреки и брань, если она не заводила такого богатого побочина. «Выходит, рожей не вышла, али неловкой уродилась девкой… – ворчали меж собой казаки. – Чего ж тут лоб разбивать, коли баба промашку дала и не сумела, дура, захомутать такого важного человека, коим воспользовалась ее трясогулка-соседка». Случалось, что побочины были и у незамужних девиц, и родня не только смотрела на это непотребство сквозь пальцы, но и нимало не беспокоилась. «Был бы до того человек достаточный… Шобы способно было извлечь для дочки и для себя славный барыш».