Читать «Стихотворная "Псалтирь"» онлайн - страница 7

Василий Кириллович Тредиаковский

 Вот на какие полномочия -- уже отнюдь не только литературные или даже культурные -- притязает поэт. Это полномочия проповедника и священника (а в каком-то смысле и пророка), который вправе обращать своим поэтическим словом пребывающих в "богоборном неверии". Мало кто ставил столь грандиозные задачи. Можно вспомнить, например, французского поэта-капуцина XVII в. Марциала де Брив: он в своем переложении ставил себе задачи преподания истин католической веры и завоевания душ своих читателей;22 но в контексте русской культуры полномочия, на которые притязал Тредиаковский, оказывались значимее.

 Путь к их реализации лежал через его деятельность как поэта, но также и как филолога и богослова. Тредиаковский, как и Симеон, одной из главных целей переложения считал познание читателем текста Псалтири, который в славянском переводе "несколько примрачен". Для этого, по его мнению, следует постигнуть "разум грамматический в каждом псалме" (л. 6), и тут нужна филологическая эрудиция поэта. По словам Тредиаковского, он сличал греческую Септуагинту (притом научное издание с разночтениями) с переводами на латинский (т. е., видимо, с Вульгатой) и французский языки. Той же цели служат прозаические объяснения, предпосылаемые каждому переложению; иногда они являются краткими сводками истории библейского толкования (как в переложении псалма 119).

 Завершается "Предуведомление" молитвой, обращенной к Св. Духу, что опять следует понимать в контексте идеи об особых духовных полномочиях поэта.

 Какова эстетическая система "новой красоты и сладости" псалмов Тредиаковского? Высказывалась точка зрения, что она лежит вне эстетики классицизма и близка к традициям барокко.23 Теоретические рассуждения поэта дают этому основание. Поэзия, по его мнению, принадлежит к наукам и знаниям, которые "граждан, упразнившихся на время от дел и желающих несколько спокойствия, к возобновлению изнуренных сил, для плодоносящих трудов чрез борьбу остроумных вымыслов, чрез искусное совокупление и положение цветов и красок, чрез удивительное согласие струн, звуков и пения, чрез вкусное смешение растворением разных соков и плодов к веселию <...> возбуждают и на дела потом ободряют".24 Поэзия основана на "царице наук" риторике.25 Приведем несколько примеров того, как воплощаются эти идеи в стихотворном переложении. Библейская метафора "Язык мой -- трость проворного писца"26 казалась неэстетичной как французским буалоистам, так и Кохановскому и Симеону Полоцкому. Они расчленяли или отбрасывали ее. Напротив, экспрессия и экзотизм метафоры соответствуют установке Тредиаковского "чрез борьбу остроумных вымыслов" поразить, "возвеселить" ум, "устремить напряжение внимания то высотою и важностию начертаний <...>, то великолепием и богатством". Он перелагает так:

 

           Язык пером мой в должность гласну

           Здесь скорописцовым творю.

 

 Читатель, воспитанный на риторике, замечал, что прием "сближения несближаемого" подчеркнут такими риторическими фигурами, как антоподосис, т. е. рядоположение двух объектов сравнения, и гипербат, т. е. разъединение синтаксически связанных словосочетаний. Порядок слов в двустишии такой: 3, 6, 4, 7, 8 || 1, 5, 2. В иных случаях поэт вводит в свой текст изобретенную им метафору. Например, в переложении псалма 127 слова "Се достояние господне сынове, мзда плода чревного" перелагаются следующим образом: