Читать «Солист Большого театра» онлайн - страница 40

Громкоголосые ура-патриоты Советского Союза негодовали: деятели культуры утаивают от народа подлинные имена-фамилии, а значит и происхождение. Действительно, утаивали, и не только деятели культуры, однако не все, не буряты и башкиры и не чукчи с якутами, а почему-то исключительно те, в чьих жилах текла «специфическая» кровь. Примеров – множество, что же до причин сокрытия, задам простенький вопрос: были бы Цецилия Воллерштейн и Лазарь Вайсбейн народными артистами СССР, не став Мансуровой и Утесовым? Был бы киевлянин Моисей Фридлянд членом редколлегии и специальным корреспондентом газеты «Правда», редактором журналов «Огонёк», «Крокодил», «За рубежом», в довоенные годы самый известный журналист, не назвавшись Михаилом Кольцовым? Как и его родной брат, Борис… Ефимов народным художником СССР, лауреатом трёх Сталинских премий и Героем Социалистического Труда?

Что ж, «Каждый выбирает для себя / женщину, религию, дорогу»; сложнее дальше: «Дьяволу служить или пророку / каждый выбирает для себя»…

Так или иначе, отец никогда не скрывал своего происхождения, да и не смог бы, даже сменив имя с отчеством: ни у кого из слушателей и коллег не возникало сомнений кто он родом. И на дух юдофобства не приемлющий Иван Козловский накануне еврейской пасхи просил купить ему мацу не кого-либо – Соломона Хромченко.

Впрочем, свои генетические корни не утаивали не только многие ставшие в те годы знаменитыми музыканты, писатели, учёные, руководители самого высокого уровня, получая при этом звания народных артистов, Сталинских лауреатов и «Гертруды» (герой соцтруда), ни тысячи известных лишь соседям по коммуналке «инородцев». Более того, как сказал своему младшему коллеге известный в те годы адвокат Илья Брауде, «быть евреем считалось престижным» (Аркадий Ваксберг, «Из ада в рай и обратно»). Тогда в СССР публичное проявление антисемитизма рассматривалось, пусть декларативно, как государственное преступление, как «крайняя форма расового шовинизма… наиболее опасный пережиток каннибализма» (И. Сталин), а потому страдавшие от преследований евреи Германии и Италии стремились получить советское гражданство.

При всём том жизнь и деятельность отца, как и большинства его соплеменников, определяла вовсе не национальность с её поведенческими отличиями. Оказавшись после Киева в Москве, в интернациональных коллективах консерватории и театра он быстро и незаметно для себя стал ассимилированным в светскую русскую, точнее, советскую культуру с присущими ей чертами. Не соблюдал субботы, не молился, не носил кипу, и не только пел – иначе быть просто не могло, но и говорил без какого-либо акцента, даже рассказывая, с блеском, анекдоты и театральные байки.

С. Хромченко в шуточной маске

Вот одна для передышки. Был в театре тенор чудесного тембра, мечтал, как все, петь Ленского, но был не в ладах с музыкальностью. Оставаясь в войну в Москве, предложил, дабы не рисковать прилетавшими на спектакли Лемешевым и Козловским, дать петь эту партию ему, на что зав труппы: я – с радостью, но требуется решение главного дирижёра. Самосуд прилетел, на просьбу ответил «хогошо-хогошо» (тут надо услышать акцент Самуила Яковлевича, за всю жизнь не сумевшего от него, специфического, избавиться). Певец заву: главный согласен. Зав: он мне о том не сказал. На вторую встречу певцу удалось спеть Самосуду, услышать те же «хорошо» и от зава «мне указаний не поступало». В третий раз певец уже с жалобой: как же так, маэстро, вы сказали «хорошо»… На что: «да, голубчик, очень хорошо – для вас, для Большого театра – очень плохо»…