Читать «Собрание сочинений в 25 томах. Том 9» онлайн - страница 133

И снова началось воровство. Каких только хитростей ни придумывал я! Бывало, прежде-то по ночам я, богу молясь, себя не чувствовал, а теперь лежу и думаю, как бы лишний рубль в карман загнать, весь в это ушел, и хоть знаю — многие в ту пору плакали от меня, у многих я кусок из горла вырвал, и малые дети, может быть, голодом погибли от жадности моей,— противно и пакостно мне знать это теперь, а и смешно,— уж очень я глуп и жаден был!

Лики святые смотрят на меня уже не печальными и добрыми глазами, как прежде, а — подстерегают, словно Ольгин отец. Однажды я у старосты с конторки полтинник стянул — вот до какой красоты дошел!

И раз выпало мне что-то особенное — подошла ко мне Ольга, положила руки свои легкие на плечи мои и говорит:

— Матвей, господь с тобой, люблю я тебя больше всего на свете!

Удивительно просто сказала она эти светлые слова,— так ребенок не скажет «мама». Обогател я силой, как в сказке, и стала она мне с того часа неоценимо дорога. Первый раз сказала, что любит, первый раз тогда обнял я ее и так поцеловал, что весь перестал быть, как это случалось со мной во время горячей молитвы.

К Покрову дом наш был готов — пестрый вышел, некоторые бревна черные, обгорелые. Вскоре и свадьбу справили мы; тесть мой пьян нализался и всё время хохотал, как чёрт в удаче; теща смотрела на нас, плакала,— молчит, улыбается, а по щекам слезы текут.

Титов орет:

— Эй, не плачь! Какой у нас зять, а? Праведник!

И матерно ругается.

Гости были важные,— поп, конечно, становой, двое волостных старшин и еще разные осетры, а под окнами сельский народ собрался, и в нем Мигун — веселый человек. Балалайка его тренькает.

Я у окна сидел, тонкий голос Савелкин доходит до меня, хоть и боится он громко шутить, а, слышу я, распевает:

Напились бы вы скорее да полопались!

А наелись бы вы досталь да п треснули!

Насмешки его понравились мне тогда, хоть не до пего было,-— жмется ко мне Ольга и шепчет:

—- Кончилось бы скорее всё это, еда и питье!

Тошно было ей глядеть на жадность людскую, да и мне противно.

Как познали мы с нею друг друга, то оба заплакали, сидим на постели обнявшись, и плачем, и смеемся от великой и не чаянной нами радости супружества. До утра не спали, целовались всё и разговаривали, как будем жить; чтобы видеть друг друга — свечу зажгли.

Говорила она мне, обнимая теплыми руками:

— Будем жить так, чтобы все любили нас! Хорошо с тобой, Матвей!

Оба мы были как пьяные от неизреченного счастья нашего, и сказал я ей:

— Пусть меня поразит господь, если ты, Ольга, когда-нибудь по вине моей другими слезами заплачешь!

А она:

— Я,— говорит,— от тебя всё приму, буду тебе мать и сестра, одинокий ты мой!

Зажили мы с ней, как в сладком бреду. Дело я делаю спустя рукава, ничего не вижу и видеть не хочу, тороплюсь всегда домой, к жене; по полю гуляем с нею, ходим в лес.

Вспомнил старину — птиц завел, дом у нас светлый, веселый, всюду на стенах клетки висят, птицы поют. Жена, тихая, полюбила их; приду, бывало, домой, она рассказывает, что синица делала, как щур пел.