Читать «Собрание сочинений в 25 томах. Том 9» онлайн - страница 132

Торжествует. Говорит:

— Ну, святоша, надо тебе о келейке думать,— с нами жить тесно будет для тебя с женою, дети у вас пойдут!

Святошей назвал. Я смолчал.

И всё чаще стал он так называть меня, а дочь его всё милее, всё ласковее со мною — понимала, как трудно мне.

Выклянчил Титов кусок земли,— управляющему Лосева покланялся,— дали ему хорошее местечко за экономией; начал он строить избу для нас, а я — всё нажимаю, жульничаю. Дело идет быстро, домик строится, блестит на солнце, как золотая коробочка для Ольги. Вот уже под крышу подвели его, надо печь ставить, к осени и жить в нем можно бы.

Только раз, под вечер, иду я из Якимовки,— скот у мужиков описывал за долги,— вышел из рощи к селу, гляжу — а на солнечном закате горит мой дом, как свеча горит!

Сначала я подумал, что это солнце шутит,— обняло его красными лучами и поднимает вверх, в небеса к себе, однако вижу — народ суетится, слышу — огонь свистит, дерево потрескивает.

Вспыхнуло сердце у меня, вижу бога врагом себе, будь камень в руке у меня — метнул бы его в небо. Гляжу, как воровской мой труд дымом и пеплом по земле идет, сам весь пылаю вместе с ним и говорю:

— Хочешь ли ты указать мне, что ради праха и золы погубил я душу мою,— этого ли хочешь? Не верю, не хочу унижения твоего, не по твоей воле горит, а мужики это подожгли по злобе на меня и на Титова! Не потому не верю в гнев твой, что я не достоин его, а потому, что гнев такой не достоин тебя! Не хотел ты подать мне помощи твоей в нужный час, бессильному против греха. Ты виноват, а не я! Я вошел в грех, как в темный лес, до меня он вырос, и — где мне найти свободу от него?

Не то чтобы утешали меня эти глупые слова... И ничего не оправдывали они, но будили в душе некое злое упрямство.

Догорел мой дом раньше, чем угасло возмущение мое. Я всё стою на опушке рощи, прислонясь к дереву, и веду мой спор, а белое Ольгино лицо мелькает передо мной, в слезах, в горе.

Говорю я богу дерзко, как равному:

— Коли ты силен, то и я силен,— так должно быть, по справедливости!

Погас пожар, стало тихо и темно, но во тьме еще сверкают языки огня,— точно ребенок, устав плакать, тихо всхлипывает. Ночь была облачная, блестела река, как нож кривой, среди поля потерянный, и хотелось мне поднять тот нож, размахнуться им, чтобы свистнуло над землей.

Около полуночи пришел я в село — у ворот экономии Ольга с отцом стоят, ждут меня.

— Где же ты был? — говорит Титов.

— На горе стоял, на пожар глядел.

— Чего же не бежал тушить?

— Чудотворец я, что ли,— плюну в огонь, а он и погаснет?..

У Ольги глаза заплаканы, вся она сажей попачкана, в дыму закоптела — смешно мне видеть это.

— Работала? — спрашиваю.

Залилась она слезами.

Титов угрюмо говорит:

— Не знаю, что и делать...

— Сначала,— мол,— надо строить!

Во мне тогда такое упорство сложилось, что я своими руками сейчас же готов был бревна катать и венцы вязать, и до конца бы всю работу сразу мог довести, потому что хоть я волю бога и оспаривал, а надо было мне наверное знать,— он это против меня или нет?