| He wandered through his cell, to which he had returned after the uproar of the trial; six and a half steps to the window, six and a half steps back. | Он размеренно ходил по камере - шесть с половиной шагов к окну, шесть с половиной шагов к двери - и вспоминал шумную суету суда. |
| When he stood still, listening, on the third black tile from the window, the silence between the whitewashed walls came to meet him, as from the depth of a well. | Когда он останавливался и замирал, вслушиваясь - на третьей черной плитке от окна, его захлестывала волна тишины, поднимавшаяся словно из бездонного колодца. |
| He still did not understand why it had become so quiet, within and without. | Ему еще было не совсем понятно, отчего вокруг так тихо и покойно. |
| But he knew that now nothing could disturb this peace any more. | Но он знал, что этот покой теперь уже ничем не будет нарушен. |
| Looking back, he could even remember the moment when this blessed quietness had sunk over him. | Он точно восстановил в памяти мгновение, когда его охватил безмолвный покой. |
| It had been at the trial, before he had started his last speech. | Это произошло на судебном заседании, перед тем как ему предоставили слово. |
| He had believed that he had burnt out the last vestiges of egotism and vanity from his consciousness, but in that moment, when his eyes had searched the faces of the audience and found only indifference and derision, he had been for a last time carried away by his hunger for a bone of pity; freezing, he had wanted to warm himself by his own words. | Он полагал, что давно избавился от остатков тщеславия и личной гордыни, однако, оглядев присутствующих в зале и не найдя ни одного приветливого лица, он ощутил неодолимую тоску по сочувствию или хотя бы жалости - ему захотелось растопить холод равнодушной, насмешливой и презрительной злобы, которую он видел на лицах людей. |
| The temptation had gripped him to talk of his past, to rear up just once and tear the net in which Ivanov and Gletkin had entangled him, to shout at his accusers like Danton: | Он было совсем поддался искушению заговорить о своих заслугах перед Партией, встать во весь рост, разорвать путы, накинутые на него Ивановым и Глеткиным, крикнуть судьям, как когда-то Дантон: |
| "You have laid hands on my whole life. | "Вы наложили руки на всю мою жизнь. |
| May it rise and challenge you. ..." | Так пусть она прозвучит обвинением обвинителям!.." |
| Oh, how well he knew Danton's speech before the Revolutionary Tribunal. | Он прекрасно знал отповедь Дантона судьям Французского Революционного Трибунала. |
| He could repeat it word for word. | Он мог повторить его речь наизусть. |
| He had as a boy learnt it by heart: | Он помнил ее - слово в слово - с детства: |
| "You want to stifle the Republic in blood. | "Вы хотите, чтоб Республика захлебнулась в крови. |
| How long must the footsteps of freedom be gravestones? | Скажите же, доколе дорогу к свободе будут устилать человеческие кости? |
| Tyranny is afoot; she has torn her veil, she carries her head high, she strides over our dead bodies." | Тирания наступает с открытым забралом - и она шагает по нашим трупам!.." |
| The words had burnt on his tongue. | Да, искушение было велико. |
| But the temptation had only lasted a moment; then, when he started to pronounce his final speech, the bell of silence had sunk down over him. | Но оно умерло, едва родившись, и, когда он произносил последнее слово, его накрыл колокол безмолвия. |
