Читать «Скудный материк» онлайн - страница 100

 Иван помалкивал, слушая.

 -- Так поверишь ли, Ванечка, -- продолжала Катерина, -- он мне на это: "Хотите, говорит, я перед вами на колени стану -- отдайте только". А сам чуть не плачет, профессор...

 -- Значит, не старый еще? -- уточнил Иван.

 -- Нет. Видный такой, очки золотые...

 -- Ночевал он у тебя?

 Иван Еремеев смотрел на нее испытующе, пристально.

 Катерина, увлеченная рассказом своим и этим интересным случаем, рот раскрыла -- ответить, да так и замерла с открытым ртом...

 Потом побледнела как мел. Раскосые глаза ее сузились вовсе в щелки. И такая невыразимая злость была в этих щелках, что Иван отшатнулся.

 Она встала, выбежала из горницы.

 А он остался один. Нашарил в штанах курево.

 Вместе со стулом передвинулся к окошку, отстранил занавеску, выглянул.

 Черно и бело было за окном.

 Сугубой чернотой нависло небо. Чернели треугольниками бревенчатые чердаки домов, что напротив. Чей-то черный пес, ночной скиталец, задрал ногу у покосившейся изгороди.

 А снизу, круглясь и посверкивая, вздымались белые сугробы. Шапки снега венчали столбы. Белые, будто закаменевшие на морозе дымы поднимались из труб.

 Мимо окна проплыли две головы, повязанные старушечьими платками, -- так глубока была ложбина, протоптанная в снегу, что одни лишь головы торчали наружу, будто они двигались сами по себе, отдельно от туловища и ног. Головы обернулись мимоходом на чужой горящий свет, поплыли дальше, кивая, судача...

 Плохо было на сердце у Ивана. Он ведь понимал, что ни с того ни с сего, с подвернувшейся глупой догадки, обидел Катерину. Сильно и нежданно обидел. В самый такой момент, когда ей было беззаботно и весело, случай рассказывала...

 Ну, а ему не обидно?

 Не обидно ли было Ивану вот уж ровно столько времени, сколько живет он в этом доме, под этой крышей, то и дело примечать ухмылки да поглядки, и за глаза и в глаза выслушивать разные намеки насчет Катерины. Ему исправно все, кому не лень, с очевидным удовольствием делали такие прозрачные намеки.

 Все это было бы для него совершенно безразлично -- начхать и плюнуть, -- если бы тем и обошлось, что, приехав на некий срок по служебной надобности в эту деревню, в эту тьмутаракань, он попал на постой в хорошую и чистую избу, а в избе, к удаче его и выгоде, оказалась довольно еще молодая и красивая хозяйка, сговорчивая притом... Ну и ладно: поживем, поквартируем в свое удовольствие, с полным удобством -- и будьте здоровы, наше вам с кисточкой, пишите письма, только адрес позабыл...

 А вышло-то по-иному. Еще и не понять -- как и что. Однако совсем другое.

 И сладко ли ему, Ивану, что ни день выслушивать разные намеки...

 

 А Катерина Абрамовна Малыгина сидела тем часом в соседней комнате, тоже у окошка, только с противной стороны.

 Не плакала она, не рыдала. А просто сидела и думала. О своей жизни.

 Вышла она замуж восемнадцати лет. Девятнадцати родила. Мужа забрали на войну в сорок третьем... Уже Альбина была. Похоронную ей принесли через полгода.

 Совестно вспомнить, а не шибко она горевала. Совсем его не любила, когда выдавали ее, а потом, когда стали жить, и вовсе возненавидела. Бил он ее страшно, хотя и не за что было -- она к нему честная пришла и потом не изменяла. Он бил ее только за одно, за самое главное, -- потому что ясно видел: не любит. И еще сам про себя понимал, что не за что любить. С того и злобствовал.