Читать «Свет с Востока» онлайн - страница 5

Едва схоронили Казимира, заболел почти двухлетний сын отца от второго брака — Антон. Вновь тропическая малярия, но на этот раз ей было присуще стремительное развитие. В пятницу 12 августа 1921 года мы с отцом сидели у постели больного ребенка. Папа страстно молил­ся, просил Бога сохранить жизнь маленькому, неподвижно простер­тому страдальцу. Антон скончался во время этой молитвы, у нас на глазах.

Отец попросил бакинское начальство перевести его по службе в местность с более здоровым климатом. Ему предложили на выбор два города в южных предгорьях Кавказского хребта — это были Нуха и Шемаха. Отец выбрал второй. В рождественские дни 1922 года мы двинулись из Агдаша к железнодорожной станции Ляки, оттуда поез­дом до станции Кюрдамир, а там молоканин Василий Калмыков взял­ся довезти нас до места назначения. 14 января 1922 года, после ночевки в попутном селении Шарадиль, мы въехали в Шемаху. Усталые кони и фургон остановились на длинной и узкой главной улице.

В ГОСТЯХ У ШЕМАХАНСКОЙ ЦАРИЦЫ

Девятилетний, живший детскими впечатлениями, я еще не знал тогда, что новое место жительства навсегда определит мой жизненный путь, что именно здесь отыщет меня дело всей моей жизни.

Казалось, череда будничных дней не обещала потрясений, все шло заведенным порядком: отец стал работать финансовым инспектором, брат Иосиф поступил на службу в казначейство. У мачехи появился новый ребенок, она пока не работала. А я, еще не ходивший в шко­лу, — дома об этом не говорилось, взрослые были заняты добыванием хлеба насущного — я постепенно знакомился с Шемахой. Этому очень способствовал Иосиф, единственный оставшийся у меня брат. Вер­нувшись со службы, он после обеда отправлялся со мной на прогулку по городу. Брат покупал на улице за сорок копеек фунт местной кун­жутной халвы или в частной лавке фунт орехов либо каштанов (о ки­лограммах тогда не знали). Радостно поедая купленные лакомства, мы неспеша шли к старой, царского времени, военной церкви или к раз­рушенному армянскому храму. Иосиф делал с них этюды (он был пре­красным рисовальщиком), а потом мы возвращались домой. Посте­пенно мы находили все новые и новые места.

Прогулки все более пробуждали во мне интерес к окружающему миру. Дома были книги Некрасова, Гоголя, том сказок из «Тысячи и одной ночи» и, наконец, побывавший во многих руках, лишенный множества первых и последних страниц учебник всеобщей истории в художественном изложении. Будь у нас тогда еще и сочинение XV века «Хожение за три моря» Афанасия Никитина, можно было бы увидеть, что там «Шамахея», то есть Шемаха, упоминается далеко не однажды. Я как-то незаметно для себя узнал назначение букв — не помог ли тут все тот же Иосиф? — и постижение грамоты последова­тельно раскрывало передо мной тайны книг. Остро запомнились «Кому на Руси жить хорошо», «Тарас Бульба», «Ревизор». Со страниц «Тысячи и одной ночи» несся ко мне запах восточного средневеко­вья, страницы манили своей загадочностью... А вот на столе передо мной учебник истории. Мелькают забытые миром имена: Хлодвиг, Родерик, Аттила... Время сделало тени этих людей прозрачными, бесплотными, а ведь когда-то... когда-то каждое из этих имен истор­гало гром. Однако они вдруг бледнеют и в моих глазах, потому что я вижу новые слова: «испанские арабы», «Мавританская Испания»,