Читать «Санкт-Петербургские вечера» онлайн - страница 65

Но все эти аналогии меркнут перед внутренним сходством νόστιμος и revenant. Нет ничего сладостнее возвращения домой после долгой разлуки дорогого нам человека и, соответственно, нет ничего радостнее для самого возвращающегося (revenant), особенно — воина, чем тот счастливый день, который возвращает его целым и невредимым родине и семье (νόστιμον ήμαρ), а потому греки выразили одним и тем же словом удовольствие (plaisir) и возвращение (revenir). Но и французы действовали в точном соответствии с этим представлением. Они говорили: homme avenant (приветливый, приятный человек), femme avenante (пригожая женщина), figure, physionomie revenante (приятное лицо, облик). Cet homme те revient (этот человек мне нравится), то есть он мне мил, как возвратившийся ко мне друг.

Поистине удивительное явление!

30. (Стр. 88. «...чтобы сгладить простодушную грубость речи»)

Таковы, например, выражения: Εύμαρία νώϊ άφροδισίω (Феокрит. Идиллии, VI, 26; Eusthathii Commentarii ad

Homeri Iliadem et Odysseam, I, 113);⁽¹⁷⁸⁾ Τα μόρια έκτέμνειν (ϊππον) δρομάς, etc., etc.

В отношении данных слов (как и упомянутых выше) важно отметить, что эти удивительные совпадения идей произошли без посредничества римлян, — даже в тех случаях, когда мы заимствовали у последних слова для выражения соответствующих идей. От латинян мы получили, например, слово advenant (adveniens), но они никогда не обозначали им то, что нравится. В случае с этим, как и со многими другими словами, между нами и греками нет никакой непосредственной связи, никакого видимого сообщения. Какой предмет для размышлений his, quibus datum es/!^(,79)

31. (Стр. 90. «От присяги Людовика Немецкого в 842 году...»)

Эта присяга, считающаяся древнейшим памятником нашего языка, часто публиковалась; ее можно найти в одном из томов «Первобытного мира» Курта де Жебеле-на,⁽¹⁸⁰⁾ в «Римском, валлонском, кельтском, древнегерманском и т. д. словаре» (in 8°, 1777), в «Историческом и литературном журнале» (за июль 1777, с. 324) и т. д. Зрелость французского языка по справедливости связывают с «Лжецом» Корнеля и «Письмами к провинциалу» Паскаля. Последнее сочинение с грамматической точки зрения безупречно: в нем не обнаружим мы и следа того шлака, который все еще встречается в лучших пьесах Корнеля.

32. (Стр. 91. «...глубокую истину выразили евреи, назвав человека говорящей душою»)

HHAIM-DABER. Это говорящий человек Гомера. Глубокомысленный Вольтер сообщает нам следующее: «Человек всегда был тем, чем является он сейчас. Это, конечно, не значит, что у него всегда были прекрасные города, пушки с 80-фунтовыми ядрами, комическая опера и женские монастыри (ну прямо Тацит⁰⁸⁰ собственной персоной!). Но... поскольку всегда существовали предпосылки для возникновения общества, то всегда существовало какое-то общество... Разве не видим мы, что все животные, как и все прочие существа, неизменно исполняют закон, предписанный им природой? Птица вьет гнездо, подобно тому, как светила следуют своим путем, в соответствии с принципом, который никогда не знал перемен. Так каким же образом мог измениться человек»? Но на следующей странице Вольтер, тем не менее, задается вопросом, по какому закону, вследствие каких тайных связей, благодаря какому инстинкту человек всегда мог жить семьей — даже не успев еще создать язык? (Вольтер. Сочинения, 1785, in 8°, т. VI, с. 31-33, предисл. к «Опыту всеобщей истории»).