Читать «Санкт-Петербургские вечера» онлайн - страница 67

Жозеф де Местр

Слова Галена(184) не оставляют, кажется, никаких сомнений на этот счет: «Гиппократ допускал два источника наших познаний: чувственное начало и разум. Он считал, что с помощью первой способности мы познаем чувственные вещи, а с помощью второй — духовные» (De offic. med., lib. IV). «Первый из известных нам греков, он признал, что всякое заблуждение и неустройство проистекают из материи, но всякое представление о порядке, красоте и целесообразности приходит к нам свыше» (idem De dieb. decret.). Отсюда следует, что «Платон был величайшим из последователей Гиппократа и позаимствовал у него основные свои положения» — Ζηλωτής ών Ίπποκράτους Πλάτων ΕίΠΕΡΤίς ΑΛΛος, και τα μέγιστα των δογμάτων παρ' έκείνουελαθε (idem De usu part., lib. VIII).

Эти тексты приводятся в конце авторитетных изданий Гиппократа, inter testimonia veterum.u%b) Читатель, который пожелал бы сверить их по изданию Ван дер Линдена (in 8°, т. II, с. 1017), должен иметь в виду, что латинский переводчик Vidus или Vidius ошибся, вложив слова Галена в уста самого Гиппократа — "Ας ϊστε κάμε διά πάντες, к. г. Я. (ibid.).

36. (Cmp. 103. «Человек может что-либо познавать лишь опираясь на то, что он уже знает»)

Эта основополагающая аксиома в пользу врожденных идей действительно находится в «Метафизике» Аристотеля: Πάσαμάθησιςδιάπρογιγνοσκομένων.,.έστι (lib. I, cap. VII). В другом месте он повторяет, что «всякое обучение и вся-

Ш

кое разумное знание основываются на предшествующих познаниях... что силлогизм и неведение опираются именно на подобного рода познания и всегда исходят из принципов, принятых в качестве достоверно известных» (Aristo-telis Analytica posteriora, lib. I, cap. I, De demonstratione).(l86)

37. (Cmp. 103. «...o сущности духа, которую видит он именно в мышлении...»)

В 9-й главе XII книги «Метафизики» Аристотеля я нахожу мысли, чрезвычайно близкие к тому, что говорит участник беседы: «Нет ничего превыше мышления, а значит, если бы мышление было не субстанцией, а простым актом, то отсюда следовало бы, что акт превосходит по своему совершенству (τό εύ τό σεμνόν) то самое начало, которое его порождает, что бессмысленно ("Ωστε φευκτέον toGto). Люди слишком привыкли представлять себе мышление лишь в его отношении к внешним предметам — в качестве знания, ощущения, мнения — тогда как разум, мыслящий самое себя, кажется им чем-то побочным и второстепенным (αυτήςôè (ή νόησις) ένπαρεργω). Однако именно это самопознание духа и есть сам дух, ибо разум может быть лишь мышлением мышления (και έστιν ή νόησις νοήσεως νόησις). Мыслимое и мыслящее — одно и то же (ούκ ετερον οϊω οντος του νοουμένου και του νου, etc).

Я склонен думать, что именно эта глава из «Метафизики» Аристотеля присутствовала — пусть даже смутно — в уме участника беседы, когда он опровергал вульгарный предрассудок, причисляющий Аристотеля к защитникам системы столь же ложной, сколь и опасной. — Прим, изд

38. (Стр. 105. «Истина, — говорит он, — есть равенство между утверждением и его объектом»)