Читать «Растоптанные жизни» онлайн - страница 26

У гарячих стэпах Казахстана Сколыхнулыся спэцлагэря, Розигнулысь утомлени спыны, Бо стогнаты тэпэр не пора. У святому порыви Розирвалысь нарывы — Мы нэ будэм, нэ будем рабамы И нэ будэм носыты ярма. Братня кров Воркуты и Норильська, Колымы и Кингира Пэрэповнылы чашу насыльства И зъеднала уси лагэря. Тым, що палы за волю, Мы клянэмось сьогодни, Що нэ будэм, нэ будэм рабамы И нэ будэм носыты ярма. Палы муры, що нас розлучалы, И зустрилыся брат и еэстра, Батько з дочкой, дружына из мужэм, А дивчына цилуе юнака. Пэршый порыв свободы Объеднав вси народы — Мы нэ будэм, нэ будэм рабамы И нэ будэм носыты ярма. Воедыно вси мовы сплэлыся, Одна вира колышэ сэрця, У трывогах и на барыкадах Дивча рядом з плэчэм юнака. Наше гасло «Свобода Для усёго народа!» — Мы нэ будэм, нэ будэм рабамы, Боротьбу довэдэм до кинця.

Так мы пели, сопротивлялись генералам, как могли, и пытались доказать им, что у нас тоже есть свои права.

В лагере с нами содержался заключённый испанец Хулиан Фустер. Фустер был очень талантливый хирург; самые рискованные операции он делал легко и быстро даже в условиях лагеря, где не было самых необходимых хирургических инструментов.

Разумеется, во время забастовки этот обаятельный, жизнерадостный человек всё время лечил тех раненых, кто остался в живых после расстрелов.

Однажды, во время наших переговоров с генералами, к нам вошёл мрачный Фустер в своём белом халате, а за ним два санитара внесли на косилках покрытого простынёй только что умершего от пулевых ран лагерника. Носилки поставили на пол, сняли простыню, и Фустер молча показал присутствующим следы пуль на животе убитого. Генералы стояли бледные и молча смотрели, не зная, как реагировать.

Убитый оказался глубоко верующим украинцем, и впервые в истории лагерей, во время забастовки в посёлке Кингир, 13 500 заключённых похоронили своего собрата по-человечески. Был исполнен весь обряд захоронения, покойного отпевали, и всё это чекисты слушали, затаив смертельную злобу на нас. Ведь по обычаям чекистов, когда заключённый умирал, ему привязывали бирку к ноге и тащили Бог знает куда, где уже никто никогда не мог его отыскать.

Забастовка продолжалась.

Генералы зверели с каждым днём, но заключённые твёрдо стояли на своём — требовали представителя ЦК.

Такое положение длилось сорок дней.

26 июня, в четыре часа утра, мы услышали по радио: «Внимание, применяем огонь».

Вслед за этими словами в лагерь стремительно ворвались три пожарные машины и из шлангов стали обливать людей кипятком.

В панике все бросились в бараки, а там, со стороны окон, стояли солдаты и пускали в бараки слезоточивые газы.

Танки

Когда заключённые, окончательно растерянные и перепуганные, метались по лагерю, ворота раскрылись — и в лагерь вошли четыре танка и направились прямо на людей и стали давить их.