Читать «Растоптанные жизни» онлайн - страница 25

В сопровождении многочисленной свиты всё начальство с деловым видом вошло в лагерь, и 13 500 заключённых собрались послушать прибывших чекистских генералов, разместившись на крышах, на заборах…

При полной тишине генерал-майор Губин заявил нам, что разговаривать с таким количеством человек никак невозможно. Нам предлагают выбрать своих представителей, и завтра переговоры начнутся.

Выбрали двенадцать человек, десять мужчин и двух женщин.

В это число попала и я. Вторая женщина была молодая, крепкая крестьянка из Западной Украины Нюся Михайлевич.

Миссия этих выбранных двенадцати состояла в том, что мы должны были выслушивать резоны московского начальства, передавать их заключённым и наоборот.

Совершенно понятно, что наши двенадцать всё время спорили с генералами, так как не все же их глупости мы соглашались передавать заключённым.

На их требования немедленно прекратить забастовку и выйти на работу мы приводили свои доводы и требовали сначала наказать тех, кто стрелял в заключённых.

Переговоры с генералами велись в большом бараке, где помещалась бухгалтерия лагеря. Они происходили почти ежедневно, но представителя ЦК генералы к нам вызвать не хотели.

На одной из очередных наших встреч, я сидела в дальнем углу, а в противоположном углу, против меня, сидел генерал Бочков — пошлый солдат, без скверных слов не обходившийся ни минуты. Он что-то пытался нам внушать на своём безграмотном русском языке.

В это время влетел бледный, испуганный чекистский офицер и, взяв под козырёк, выпалил: «Товарищ генерал-лейтенант, лагерники доламывают забор!»

В самом деле было слышно, как наши мужчины, достав где-то громадную железную рельсу, по команде: «Раз — два — взяли!» — громили забор.

Бочков вскочил и что есть силы рявкнул: «Стрелять!».

Все вскочили, побледнели и растерялись.

Меня как ветром сдуло со стула. Одним прыжком я очутилась возле Бочкова, схватила его за рукав его генеральского кителя и, не помня себя, в истерике, начала кричать: «Не смейте стрелять в безоружных заключённых, не смейте, не смейте!».

Никто, а тем более Бочков, не ожидал от меня такой смелости.

Все замерли и ждали, а заключённые, услышав мой крик, подбежали к окнам барака, не поняв, что произошло.

Бочков мгновенно покрылся потом.

Я продолжала кричать: «Не смейте, не смейте!».

«Отставить!» — распорядился Бочков и стал вытирать лицо платком.

Я потеряла сознание, меня унесли.

Оторопелые генералы и вся их свита покидали зону под крики заключённых. Кто-то воскликнул: «За одну слезу Бершадской — ведро крови с чекистов!».

Забор доломали. Ведь и вправду через дыру было неудобно лазить…

Забастовка продолжалась.

Несчастные заключённые пытались чего-то добиться у жестокосердных чекистских генералов; люди ещё пробовали верить, что на их страдания обратят внимание; никто не подозревал, чем всё это кончится…

Заключённые сочинили гимн на украинском языке, сами придумали музыку, и несколько раз в день весь лагерь, все 13 500 заключённых, пели во весь голос этот гимн (привожу слова по памяти):