Читать «Письма из Москвы в Нижний Новгород» онлайн - страница 75

И ликторов препровожанье³ Толпы не отдалит сует. Душа, снедаема тоскою, Не может обрести покою, При всех ей счастия дарах: Он часто в хижине селится; А скука томная гнездится В златых высоких теремах.

Блажен, кто в тихой, низкой доле Богат, умеет малым быть;

Стяжать себе не хочет боле, Как чем лишь скромно век прожить. Хлеб-соль простая — угощенье, Стола ‘ опрятно украшенье, Солонка дедовска одна;⁴ Ни алчность почестей и власти, Ни жадность лихоимной страсти Не возмущают легка сна.

Почто туда-сюда мешаясь, Трудишься, краткой век губя? Отчизны милой удаляясь, Ушел ли кто сам от себя?

Иной под чуждо небо мчится;

Но скука с ним в корабль садится,

И от коней не отстает;

Скорей, чем лань быстротекуща, Скорее Эвра, мрак несуща,⁵ Как тучи грозные женет.

Коль настоящее приятно^ О будущем не помышляй; И зная, счастье сколь превратно, Весельем горести смягчай. Низвергла рання смерть Ахилла, Титона дряхлость иссушила:⁶ Кто счастлив был со всех сторон? В чем рок скупый тебе откажет? С избытком, может быть, окажет В том мне свою щедроту он.

Тебе в долинах Сицилийских Рычащих сотни стад пасут; Кони от кобылиц Тракийских Под пышной колесницей ржут; В червец, которым Тир гордится, Двукратно волна погрузится,⁷

Перевод Гераниевой оды (К Гросфу на спокойствие)

Твое чтоб рамо украшать;—

А мне судил рок часть смиренну;

Любить Ахейскую Камену, И чернь злоречну презирать.

КРАТКОЕ РАССУЖДЕНИЕ О ГОРАЦИИ

Я переводил Горация с тем намерением, чтобы выдать книгу, полезную для училищ и вообще для упражняющихся в латинской словесности: читал же первую сатиру в Беседе, убежден будучи к тому почтенными сочленами моими. Теперь издаю ее как образчик труда моего, с подлинником и примечаниями, приглашая просвещенных знатоков и любителей латинского языка показать мне ошибки и недостатки мои. Их наставления я приму с благодарностию; и прочие все сатиры, поочередно, такому же суду охотно подвергать буду, до тех пор пока, очистив их от погрешностей и надежен на себя одобрением беспристрастной критики, я издам полный труд мой достойным цели, которую себе предположил.

Муравьев-Апостол

Гораций, коего имя обыкновенно возбуждает в воображении нашем понятия о высочайшей степени совершенства в лирической поэзии, не только как соревнователь Пиндара,¹ но и как философ заслуживает уважение наше и почтение. В нем природа, кажется, хотела, как будто бы любуясь творением своим, показать явление самое редкое: совокупление изящности даров между собою противоположнейших — воображения и рассудка. Между тем как Гораций, с лирою в руках, восхищает слушателя и вводит его за собою в сонм богов на Олимпе: представляет добродетельного мужа, непоколебимо стоящего посреди разрушения миров; или, увенчанный розами и плющем, пленяет то веселым голосом Анакреонта,² то сладким пением на ладу Лезвийской певицы;³ в сатирах и посланиях своих он является мудрецом глубоким, но кротким и всегда любезным, играющим, как говорит о нем Персий,⁴ около сердца человеческого и который, конечно, кроме Сократа никому не уступает пальму философии?