Читать «Паоло Монелли» онлайн - страница 9

- Поторопись, давай побыстрее, мы идем на танцы.

- Ты с ума сошел? – говорила девушка, - мертвец в доме.

- Он умер, - отвечал Муссолини, - а мы – живы и должны наслаждаться жизнью, поторопись.

В этих воспоминаниях дом, старое хозяйское имение, вся семья в двух комнатах на втором этаже; чтобы выйти из дома, нужно пройти через третью комнату, где мать держала школу. Комната мальчиков одновременно и кухня, и место для хранения дров. В ней шкаф из розоватого дерева, квашня для хлеба и очаг; этажерка, полная старых газет и книг, охваченный жаждой чтения мальчик с любопытством роется в них. Однажды он находит любовные письма отца к матери, с биением сердца и краской на лице он перечитывает их. Есть еще большая железная кровать, «сделанная отцом», пишет он, но это неправда, это типичный железный продукт эпохи с расписными медальонами на спинках, такую кровать выгоднее купить готовой. В другой комнате спали родители и сестричка Эдвига, там стоял сундук и большой шкаф из светлого дерева, на шкафу лежали девять рулонов полотна для постельного белья, богатство и гордость матери; стол, за которым Бенито делал уроки и с рвением читал книги, беспорядочно собранные отцом, это были сборники поэзии, философии, сочинения социалистов, романы в духе Виктора Гюго и Золя.

В его записях, как и в изысканных биографиях не упоминается один интересный эпизод из его раннего детства, долгое время державший в тревоге близких, о нем рассказала много лет спустя после его смерти сестра Эдвига. До трех лет ребенка считали немым; ни одного членораздельного звука не выходило из его рта, который он капризно держал закрытым, как будто нарочно хотел выразить презрение родителям, которые наперебой по слогам произносили перед ним самые простые слова. Два или три раза расстроенные родители и бабушка Марианна возили его к врачу в Форли, который успокаивал их, мол, ничего страшного не случилось, мальчик будет говорить, «мне кажется, он будет говорить даже слишком много» сказал доктор бабушке во время последнего визита, и действительно через некоторое время, ему уже исполнилось три года, ребенок вдруг начал произносить долгие речи на смеси итальянского языка и диалекта Романьи.

Он рос беспокойным и капризным мальчуганом. Пока мама и братишки были в церкви на службе (все ходили в церковь Сан-Кассиано, километр пути часто по грязной или пыльной дороге, дети несли башмаки, перекинув их через плечо, чтобы чистыми обуть перед входом в церковь; от этой привычки Бенито избавился поздно, даже в Гуальтиери, где он учительствовал, когда ему еще не было двадцати одного года, старики помнят, как он шел в школу, расположенную на расстоянии доброй мили от местечка, неся туфли перекинутыми через плечо и ступая босыми ногами по железной дороге), пока мать и братья на церковной службе, мальчик не в церкви, он на церковном дворе, потому что, говорит он маме, от дыма и запаха свечей ему становится плохо; он залазит на вершину дуба, бросает оттуда камни в «прилежных учеников», идущих в церковную школу одногодков. Смутные идеи овладения сильной властью уже тогда бродят в его голове.