Читать «Очерки душевной патологии и возможности ее коррекции соотносительно с духовным измерением бытия» онлайн - страница 211

Пост время релакса, но не в смысле обессиленного лежания, отвернувшись к стене, а скорее неспешной прогулки осенним бульваром, когда деревья обретают особую прелесть увядания и прощаясь с миром особенно прекрасны и листва ласково шуршит под ногами и убеждаешься, что если то, что уходит — может быть красивым — то это вовсе не конец, а начало, предвкушение какого то нового этапа жизни, что все, о чем можно сказать «было» — оно «есть».

Что глупее тоски постом? Это время особого веселья. Доступными становятся многие радости, ранее не замечаемые, или считавшиеся скучными. Нет ничего вкуснее глотка прозрачной холодной воды знойным полуднем, ничего приятнее как утрудившись от пути, присесть у дороги, ничего дороже поцелуя той, которая любит тебя всякого. Это настоящее. Это неотъемлемое. Никаким кризисом. Именно настоящие ценности актуализируются постом, а всякая дрянь смывается и сбывается апостолькое речение — Чистому все чисто (Тит 1,15) и вновь цитируя владыку Иоанна — «Пост есть осмысленное и последовательное воздержание от всего неистинного и невечного. Но Пост не есть лишь одно отрицательное воздержание; он есть и положительный приход к истине. Воздержание не есть центр Поста. Центр Поста есть именно приобщение воле Божьей, богоустановленной жизненной гармонии вещей. … Всецелое устремление ко вкушению вечного и истинного.

По-детски, наивно иногда люди думают, что в Пост им надо вкушать лишь то, что они не любят (все невкусное) и отказываться от всего любимого (вкусного). Это, конечно, детская концепция поста. В ней есть доля истины, но она не дает подлинного воздержания. Упражнять свою волю во вкушении всего невкусного и в невкушении всего вкусного не плохо. Но это лишь внешне поставленная задача, лишь отвлеченная тренировка воли. И вкусное можно постнически вкушать…

Василий Великий говорит, что постники особенно остро воспринимают вкус и вкусность даже самой простой пищи… Но, как живет человек часто в мире ради самой этой своей жизни, жить, как живется, а если можно, то и получше жить (не понимая, что жизнь эта его не есть цель, но лишь путь к цели), так и пост обычно переживается человеком вне его цели. Невозможно понять постящегося и остающегося среди своих мелких интересов, злословий и острословий. Это какое-то уродство духа. Для здоровых, сильных, у коих избыток их физической силы препятствует молитве, целомудрию, смирению, физический пост великое благо: пресыщенный человек всегда находится в каком-то обольщении относительно себя. Он чувствует себя всегда лучшим, чем он есть, и доброта его, как доброта пьяницы, исходит не от глубины сердца, а от глубины желудка.

Известно, что пьяница, с умиленными слезами желающий целоваться со всеми, совсем не добр по существу своему. Это пьяное умиление у него может сейчас же перейти в озверение. Так же и разнеженный от сытой и праздной жизни сластолюбивый человек часто бывает склонен к благодушным порывам и мыслям. Но все это у него не основательно. Это доброта лишь пена над глубиною моря эгоизма.»