Читать «Нежные и надломленные» онлайн - страница 43

Внизу у Веньки был огромный письменный старинный стол с зелёным потёртым бархатом. Туда Венька клал бумажки и рукописи, на них, как на тарелках, ел свои копчёные рёбра от коров гигантского размаха. Потом Венька сыпал заварку в стакан с подстаканником, лил туда кипяток. Пил оттуда. От тарелок он отказался, так как ему лень было их мыть. Бумажки с остатками пищи можно было выбрасывать в корзину для бумаг, которая стояла под столом.

Венька очень много курил. Он научился курить от мамы и папы, и теперь, когда жил совсем один, он начинал и кончал день сигаретой, а за день он пропускал через себя пару пачек. Курил он или сидя за столом, пытаясь что-то писать, стихи какие-то, или пьесы, или даже как-то он начал писать поэму про рыцарей, этакую пьесу в пяти частях. Начал, но никак не мог закончить. Ещё он начал писать рассказы.

В одном рассказе он описал мужчину и женщину, их совместную жизнь. Вот как живёт один молодой человек, поэт и математик, живёт он в большой комнате с высокими потолками. И там у него огромное окно. И вот он приводит в свою комнату с высокими, очень высокими потолками свою жену, красивую изящную девушку с загадочным нервным лицом. И вот они думают, что делать со шторами. Окна слишком огромные, шторы раздвигать и задвигать можно только при помощи очень длинной палки. А когда они пылятся, их нужно снимать. И тогда нужна огромная лестница, которую в квартире негде хранить, такую большую. И вот тогда молодожёны решают, что не надо вообще держать шторы на своих высоких окнах…

Знакомым Веньки заходить к нему в гости сначала нравилось, но потом они всё реже посещали жилище поэта. Сидеть у Веньки можно было на диване двум людям, больше ничего для того, чтобы люди сидели, у Веньки не было. Было у него ещё кресло на первом этаже у стола, но одно, там можно было сидеть только в полном одиночестве. Подумать о нуждах кого-то, кроме себя, Вене в голову не приходило.

Иногда поэт ходил на партийные собрания хиреющей маленькой партии, у истоков которой с Гороховым он стоял. Старые члены партии пытались выживать, Горохов, имевший деньги на партию с Запада, тратил их только на себя, он купил себе квартиру, квартиру для своей матери, квартиру для своей возлюбленной, а также машину; собирался ныне купить яхту.

Преподавать Венька не мог без диплома, литературные опусы его профессионалов не привлекали. Единственное место, где он мог бы найти себя – это политические структуры. Много там осело словоблудных, политически загипнотизированных особей из диссидентствующих недр, демшизы всякой. Но и с этим у него были проблемы. Характер у него был вспыльчивый, он легко вступал в жаркие споры из-за какой-нибудь мелочи, но выйти из них не мог. У него была манера, как у мелкой собаки – вцепиться во второстепенное, не по существу, в полу шубы, и трепать с лаем эту полу, будто она корень зла. Спорщики тряслись от ненависти друг к другу, сдерживаясь от рукоприкладства путём кусания себя за пальцы. К тому же вид у Вени был непрезентабельный. Вечно засаленная одежонка, жирные немытые волосы, засыпанные густой перхотью заскорузлые брюки, грязноватые потные руки с обкусанными ногтями… Это было чересчур даже для Ельциновского первого эшелона демократов, повылазивших туда, в этот эшелон, из каптёрок и кочегарок.