Читать «Наши за границей (Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно)» онлайн - страница 63
Николай Александрович Лейкин
— А по улицам-то Парижа мы ехали, так разве видели каких-нибудь особенных модниц? Все рвань. Простенькие платья, грошовые шляпки. Думала, что-нибудь эдак набок, на сторону, с перьями, с цветами, с птицами, а решительно ничего особенного. Даже и экипажей-то хороших с рысаками на улицах не видели. Нет, что это за парижские модницы! Срам.
— А вот как-нибудь вечером в театр поедем, так, может быть, там увидим. Но я уверен, что там, за рекой, публика наряднее: просто мы не с того подъезда, не с аристократического, на выставку попали.
— А насчет красоты-то французской… — продолжала Глафира Семеновна. — Вот у нас в Петербурге все ахают: «Ах, француженки! Ах, шик! Ах, грациозность! Француженки пикантны, француженки прелесть!» Где она, прелесть-то? Где она, пикантность-то? Вот уж часа два мы на выставке бродим, и никакой я прелести не нахожу. Даже хорошеньких-то нет. Так себе, обыкновенные дамы и девицы. Вон какая толстопятая тумба идет! Даже кособрюхая какая-то. Не старая женщина, а на вид словно ступа.
— Да, может быть, это немка, — заметил Николай Иванович.
— Зачем же немка-то в Париж затесалась?
— А зачем мы, русские, затесались?
— Нет, уж ты только любишь спорить. Конечно же нет хорошеньких, даже миленьких нет. Ну, покажи мне хоть одну какую-нибудь миленькую и шикарную?
— Да, может быть, миленькие-то и шикарные француженки давно уже на выставку насмотрелись, и она им хуже горькой редьки надоела. Ведь выставка-то с весны открылась, а теперь осень! Ну да, я уверен, что мы на той стороне реки и модниц, и хорошеньких, и пикантных увидим, — решил Николай Иванович и прибавил: — Однако, Глаша, уж пятый час, и я есть хочу. Надо поискать, где бы пообедать. Мы читали в газетах, что на выставке множество ресторанов, а пока я еще ни одного не видал. Должно быть, на той стороне они. Пойдем на ту сторону. Вот мост. Кстати, на той стороне и Эйфелеву башню вокруг обойдем. Нельзя же, надо хоть снаружи-то ее сегодня вблизи осмотреть. Осмотрим башню и сыщем ресторан.
Глафира Семеновна посмотрела на мужа и сказала:
— Не пойду я с тобой в ресторан.
— Это еще отчего? Да как же голодным-то быть? Ведь у меня уж и так брюхо начинает подводить.
— Ну и пусть подводит, а я не пойду.
— То есть отчего же это? Отчего? Ведь и ты же проголодалась.
— А коли проголодалась, то вот как приедем домой, то пошлю за булками и за ветчиной и наемся, а в ресторан с тобою не пойду.
— Да по какой причине?
— Очень просто. Вспомни, что ты говорил давеча насчет ресторана? Какую такую еду ты хотел спрашивать в ресторане?.. Вот из-за этого и не пойду.
— Ах, это насчет жареной-то лягушки? Да я сегодня не буду ее требовать. Я перед отъездом из Парижа уж как-нибудь поднатужусь и съем жареную лягушиную лапу, но тогда я пойду в ресторан один, без тебя.
— Врешь, врешь. Выпьешь лишнее, так и сейчас спросишь. Я тебя знаю. Ты пьяный какую угодно гадость съешь. Видела я раз, как ты, пьяный, в Петербурге у татар в ресторане поспорил с приятелями на пари и у живого налима голову отгрыз.
— Так ведь тогда все чудили. Пентюков выпил водки с уксусом, прованским маслом и с горчицей, а я потребовал живого налима. Нет, Глаша, я пошутил, я не стану сегодня лягушки требовать. Это я когда-нибудь один, без тебя.