Читать «Наши за границей (Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно)» онлайн - страница 62

Николай Александрович Лейкин

— Пустяки. Мы приехали на выставку, чтобы посмотреть выставку.

— А быть на выставке и не влезать на Эйфелеву башню — все равно что быть в Риме и не видать папы. Помилуй, там, на башне, открытые письма к знакомым пишут и прямо с башни посылают. Иван Данилыч прислал нам с башни письмо, должны и мы послать. Да и другим знакомым… Я обещал.

— Письмо можешь и внизу, под башней, написать.

— Не тот фасон. На башне штемпель другой. На башне такой штемпель, что сама башня изображена на открытом письме, а ежели кто около башни напишет, не влезая на нее, ничего этого нет.

— Да зачем тебе штемпель?

— Чтобы знали, что я на башню влезал. А то иначе никто не поверит. Нет, уж ты как хочешь, а на башню взберемся и напишем оттуда нашим знакомым письма.

— Да ведь она, говорят, шатается.

— Так что ж из этого? Шатается, да не падает. Ты ежели уж очень робеть будешь, то за меня держись.

— Да ведь это все равно, ежели свернется. Обоим нам тогда не жить.

— Сколько времени стоит и не валится, а вдруг тут повалится! Что ты, матушка!

— На грех мастера нет. А береженого Бог бережет.

— Нет, уж ты, Глаша, пожалуйста… Ты поднатужься как-нибудь, и влезем на башню. С башни непременно надо письма знакомым послать. Знай наших! Николай Иванович и Глафира Семеновна на высоте Эйфелевой башни на манер туманов мотаются! Не пошлем писем с башни — никто не поверит, что и на выставке были. Голубушка Глаша, ты уж не упрямься, — упрашивал жену Николай Иванович. — Поднимемся.

— Ну, хорошо… А только не сегодня… Не могу я вдруг… Дай мне на выставке-то немножко попривыкнуть и осмотреться. Ведь и завтра придется здесь быть, и послезавтра, вот тогда как-нибудь и поднимемся, — отвечала Глафира Семеновна и стала сходить с крыльца в парк.

— Ну, вот за это спасибо, вот за это спасибо. Ты со мной на башню поднимешься, а я тебе хорошее шелковое платье куплю. Шестьсот французских четвертаков жертвую, даже семьсот… Покупай такое платье, чтобы бык забодал, чтобы все наши знакомые дамы в Петербурге в кровь расчесались от зависти!

Опять о жареных лягушках

Николай Иванович и Глафира Семеновна бродили по парку выставки, любовались фонтанами, останавливались перед киосками и заходили в них, ничем особенно в отдельности не поражаясь, зашли в антропологический музей, посмотрели на манекены, представляющие быт народностей. Наконец Глафира Семеновна сказала:

— А только и Париж же! Говорят, парижские моды, наряды, а вот бродим, бродим — и ничего особенного. Нарядов-то даже никаких не видать. Самые простые платья на дамах, самые простые шляпки, простые плащи-ватерпруфы. У нас иная горничная лучше вырядится на гулянье, а ведь здесь выставка, стало быть, гулянье. Право, я даже лучше всех одета. Вот он, хваленый-то модный Париж!

— Правда, душечка, правда. И я то же самое заметил; но не попали ли мы с какого-нибудь черного хода, где только такому народу допущение, который попроще? — отвечал Николай Иванович. — Может быть, там настоящие-то модницы, — указал он на Сену.