Читать «Наедине с булимией. Обретая себя.» онлайн - страница 39

внятного ответа, повисали до лучших времен.

Маша продолжала тему родителей и детства. Мне начало казаться, что я рассказала уже все, что

могла, и дальнейшее расследование бессмысленно. Но она не останавливалась: «что ты

чувствуешь к отцу, а что - к матери? И как это было раньше? Что ты любила и не любила в детстве,

а из еды? А как вы собирались вместе, а как ты училась, а помогали ли родители, и если да – кто

больше? А мамин алкоголизм, а папин гнев?» И дальше, дальше, дальше.

Мне не хотелось думать о родительской семье. Мне казалось, что я уже столько времени провела в

размышлениях о своих родителях и брате, что знала о них все, и вспоминать больше ничего не

хотелось. «Все прошло и ушло, и нечего ворошить прошлое», - думала я, но Ее слова о том, что я

должна что-то вспомнить, заставляли меня продолжать отвечать на Машины вопросы.

В результате, поток затворенных в подсознании воспоминаний хлынул и заполонил собой весь

мой разум. Я думала и переживала снова все то, что происходило пять, десять, пятнадцать лет

назад. Особенно болезненно было вспоминать некоторые моменты, которые я долго пыталась

забыть, - и тем обиднее было снова выпустить их на свободу. Но в этот раз Она помогала мне

справиться с ними, отлавливая и откидывая назад самые злые и бесполезные мысли.

Перед глазами проплывали нанесенные в гневе отцом обиды, унизительные слова и ругань.

Интонации, фразы, жесты. Мои ощущения справедливой ярости, обиды и беспомощности. В то

время полная зависимость лишала меня возможности сопротивления, но я все равно пыталась это

делать, получая взамен втрое более жестокий ответ.

Я вспоминала, шаг за шагом, запрятанные в самой глубине подсознания оскорбления в мой адрес,

все испорченные семейные праздники, поздние возвращения отца домой, слезы матери около окна

на кухне. Я вспоминала, как всегда боялась сделать или сказать что-то не так в его присутствии,

как мои друзья отказывались заходить ко мне в гости, если он был дома, потому что ему ничего не

стоило распахнуть дверь в комнату со словами «Миле нужно учить уроки, идите по домам».

Отец никогда не бил и не наказывал меня, за исключением, возможно, того единственного случая

с мытьем посуды. Но он делал хуже: он держал меня и Славу в постоянном напряжении от

ожидания словесного удара. Я никогда не была полностью расслаблена в его присутствии, так как

он не считался с моим и Славиным внутренним миром, как, полагаю, и с внутренним миром

многих других людей. Ему были чуждо осознание того, что у окружающих есть чувство

собственного достоинства, застенчивость или, напротив, непосредственность, собственные мысли

и мнение, собственные тайны и желания, личный выбор и решения. Сколько себя помню, он

никогда не считался с этим.

Вся забота о нас со Славой проходила под лозунгом «Вы слишком тупые, чтобы иметь право

голоса». Мы жили по жесткой указке, «что, как и когда», а если нам и доводилось почувствовать

запах свободы, то этот запах имел примесь угарного газа от страха того, что отец увидит или

узнает.

Каждый человек рождается с заложенными границами и возможностями нервной системы. То, что