Читать «Нагрудный знак «OST» (сборник)» онлайн - страница 312

В 1945 году, после Победы, в Германии его нашел отец, который был начфином госпиталя для советских и немецких раненых. Американцы, вступившие в Рурскую область в 1945 году, где в Фельберте и Лангенберге провел три года русский мальчишка, работая на вальцепрокатном и механическом заводах, передали тогда русских нашим властям, и Виталий Сёмин вместе с сотнями таких же, как он, демонтировал немецкий завод под Берлином. Там и нашел его отец. После нелегких хлопот отцу «выдали» сына, и несколько месяцев Виталий провел в госпитале, работал регистратором. Сохранилось письмо – выцветшая желтая бумажка, – письмо его к матери, написанное осенью 1945 года:

«Здравствуй дорогая мамочка!

Передаю тебе это письмо через замполита нашего госпиталя Сицилию Львовну она едет в отпуск и через дней 20 вернется так что ты можеш с нейже передать мне ответ. Мамочка почему же ты непишеш мне это меня очень беспокоит прашу тебя пиши по чаще. Мамочка я бы тоже могбы приехать в ростов вместе с Сицилией львовной но это бы означало что я сейчас бы пошел в армию а здесь я могу еще несколько отдохнуть еще месяц, а может два а затем тогда я в армию мамочка узнай смогут ли быть для меня какиенибудь приспиктивы в смысле учебы принимая во внимание мой возраст и то, что я репотриант если есть то напиши. Я сечас живу сравнительно хорошо. Сейчас у нас празники проходят хорошо чего и тебе желаю. Мамочка милая как ты там живеш на далекой родине как у вас там спитанием мамочка ты пишеш что сберегла велосипед мамочка если это тебе надо будет то пожалуйста продай его ты знаеш что это дело такое что его всегда можно нажить лижбы ты жила хорошо. Я слышал что на родине сейчас даже хуже дело с питанием чем у нас здесь. А если это так то вам там совсем плохо А особенно тебе ведь с тобою нет мужчины на которого ты бы смогла оперется. А ведь если я приеду то все равно я смогу с тобой побыть 1–2 ни дели а то и того меньше.

Ну вот это пока все.

Крепко Крепко целую тебя Виталий»

Расстояние между этим письмом, в котором ни знаков препинания, ни прописных букв, – и «научно-психологическим трактатом», «философским исследованием фашизма» (С. Залыгин), написанным тридцать лет спустя, – это расстояние длиною в жизнь. Меряется оно не просто мерками времени, а работой писателя над собой, преодолением своего невежества, слабостей, «слоя бездарности, накопленного мной и родителями», ибо «страшнее всего собственная косность. Косность материала, из которого ты сделан».

На первое место Виталий Сёмин ставит не обстоятельства, а свою «косность» не потому, что обстоятельства эти были просты. Именно чрезмерная для человеческих сил трудность обстоятельств привела его к исполненной мужества мысли: «Человек должен стоять перед неизбежным. Тогда он обязательно будет двигаться. Выбора у него не должно быть. У меня его сейчас почти нет».

Биологически он вовсе не был человеком борцовского, геройского склада. В «Нагрудном знаке…» он со свойственной ему близостью к натуре нарисовал и свой характер. Мечтательный, воспитанный на гуманистической литературе подросток. Каждая встреча с жестокостью, подлостью, шкурничеством ошеломляет его и вызывает к работе такие силы души и ума, о существовании которых люди иной душевной структуры и не подозревают. В романе (как и в жизни) к общению с этим порывистым парнем никто не стремится: это невезучий чудак. У него как бы ослаблен приспособительный инстинкт: нет ни хитрости, ни осторожности, ни умения использовать другого в своих целях. При этой житейской слабости он предъявляет смешные моральные претензии. Доходяга, размыкавший свое убогое, но необходимое каторжное имущество, променявший пальто на папиросы, ловящийся на крючок к блатным, он набивается на дружбу с самым смелым, пытается бежать из лагеря, участвует в самых рискованных предприятиях вместе с теми, кто пытается сопротивляться в условиях самой бесчеловечной механизированной каторги. Есть настороженность в отношении к нему. Никто не называет его «сынок» (а он так ждет этого!) и не говорит: «Перейдем – ляжешь на соседнюю койку…»