Читать «На трибуне реакционера» онлайн - страница 43
Владимир Пастухов
Но в России, когда я говорю, что марксизм не только не умер, но его время приходит, на меня смотрят как на сумасшедшего или как на сноба. Они просто не понимают, что такое марксизм и для чего он нужен.
И как ни парадоксально, но, растоптав марксизм, наши политики не предложили взамен никакой идеологии, кроме невнятных фраз о «благе народа и социальном государстве». И если в СССР была какая-то политическая наука, подсказывающая вопреки господствовавшей большевистской идеологии прагматические решения, то сегодня у нас ее просто нет. Нынешняя политическая мысль не знает, что «хорошо» и что «плохо». За исключением, конечно, слепого отрицания марксизма и социализма — будто мы и вправду знаем, что это такое на самом деле. Российские коммунисты тоже вроде не очень просвещены теорией Маркса. Даже им не хватает ни зрелости, ни смелости сказать народу простую и горькую истину, высказанную когда-то русскими марксистами, —
Более того, оказалась выброшенной терминология марксизма, без которой вообще не существует современная экономика и политика. Ведь марксизм открыл не только классовую теорию — он создал и терминологический язык, без которого не обойтись даже самым ярым либералам от экономики.
Думаю, неплохо было бы вспомнить о той роли, которую сыграл и мог бы сыграть в развитии современного русского государства Георгий Валентинович Плеханов — философ, русский мыслитель, один из основоположников социал-демократизма, первый пропагандист марксизма в России. Никто уже не помнит, что Плеханов боролся против Ленина, что он пророчески предупреждало губительности политического нетерпения, которое обернется невиданными ужасами и приведет к такой диктатуре, которой еще не видывал мир. «…Несвоевременно захватив политическую власть, русский пролетариат не совершит социальной революции, а только вызовет гражданскую войну…» — писал Плеханов. В этом и есть сила марксизма — его анализ говорит о неготовности России для демократии. А если Россия не созрела для демократии, то какая еще может быть власть, кроме авторитарной? Других нет — или авторитарная, или демократия. Выходит,