Читать «На пределе!» онлайн - страница 54

Геннадий Николаевич Хлебников

Все смотрели молча, как Еремкина, тяжело переступая обутыми в тряпочные постолы ногами, поднимается на береговой взлобок. И тут все увидели вспыхнувшие ненужным днем светом электрические фонари над крышами завода.

— Свет дали! — закричали радостно десятки голосов.

— Айда по цехам!

— Инструмент с собой, инструмент с собой! — кричал десятник лесосклада.

Женщины вереницей тянулись на высокий берег Амура, скользя на обледенелой дороге. Мужчины продолжали пилить бревна, складывать дрова в поленницы.

А там, где словно во сне копошились заключенные женщины, кричали конвойные:

— Становись на обед!

Восьмое марта

Разоренова Александра — бухгалтер

 Главный! — позвала меня Лукина, когда я, бегло осмотрев состояние дел в карьере, намеревался покинуть его. Лукина стояла на глиняном уступе, опершись о черенок лопаты. Она в испачканной глиной юбке из «чертовой кожи», в резиновых не по ноге больших сапогах, в майке, туго натянутой на могучей ее груди. Я всегда испытываю робость, разговаривая с Лукиной. Уж больно остер язык ее и неожиданны ее словесные выпады. Каждую мысль она сопровождает пословицей, поговоркой, присказкой, иногда до того соленой, что и мужики в смущении крутят головами: «Во, черт-баба!» Подхожу к уступу поближе.

— Главный, — продолжала Лукина, бросая лукавые взгляды на товарок, прислушивающихся к нашему разговору. — Через три дня — восьмое марта. Наш праздник, бабский. Как отмечать будем?

— Как? Торжественное собрание будет… доклад… — Начал я перечислять мероприятия. — Как всегда…

— Доклад — ладно, это вроде бы молитвы. Пусть. Но повеселиться бабам надо? Цельный год вкалываем, как проклятые, погулять хочется.

— Гуляйте, — согласился я. — Кино будет, танцы…

— Танцы, — пренебрежительно повела плечом Лукина. — Мы тут, милый, так натанцуемся за десять часов, что ног не тянем. Да и разучились мы. С кем танцевать прикажешь? Ты вот что лучше скажи: вы с директором, с профоргом думаете вечер как следует закатить, чтобы с вином, с закусочкой. Чтобы потом и поговорить обо всем, и всплакнуть можно, и повеселиться.

— Насчет вина и закуски я не знаю, — пытался уклониться от пугающей меня перспективы быть втянутым в почти неразрешимое в такое время мероприятие. — Я директору скажу… Не знаю я…

— А ты знай, — построжела Лукина и губы зло поджала. — Ты — главный инженер, ты к нам ближе, мы тебе и говорим. И с тебя спросим. А с директором ты уж сам веди разговор. Верно, бабоньки?

— Верней не надо!

— Ты, Гена, возьмись-ка сам. В трест сходи, поклонись.

— Трестовские-то, небось, не одним докладом обойдутся…

— Я попробую, — сдаюсь я под напором такого женского единодушия.

— Попробуй, попробуй… — поощрила Лукина, заключив подковыркой: — Одна попробовала да родила…

Хохот покрыл последние слова Лукиной, вогнавшие меня в краску.

Кондратенко я нашел возле склада. Здесь разгружали с полуторки мороженного карася. Рабочий, поторапливаемый шофером, лопатой сгребал рыбу на снег.