Читать «На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты» онлайн - страница 15

Эрих Мария Ремарк

Kropp has calmed himself; we understand, he saw red; out here every man gets like that sometime. Кропп успокоился, мы знаем, что с ним сейчас было: это фронтовая истерия, такие припадки бывают у каждого.
"What has Kantorek written to you?" M?ller asks him. Мюллер спрашивает его: - А что пишет Канторек?
He laughs. "We are the Iron Youth." - Он пишет, что мы железная молодежь, - смеется Кропп.
We all three smile bitterly. Мы смеемся все трое горьким смехом.
Kropp rails: he is glad that he can speak. Кропп сквернословит; он рад, что в состоянии говорить.
Yes, that's the way they think, these hundred thousand Kantoreks! Да, вот как рассуждают они, они, эти сто тысяч Кантореков!
Iron Youth. Железная молодежь!
Youth! Молодежь!
We are none of us more than twenty years old. Каждому из нас не больше двадцати лет.
But young? Но разве мы молоды?
Youth? Разве мы молодежь?
That is long ago. Это было давно.
We are old folk. Сейчас мы старики.
TWO II
It is strange to think that at home in the drawer of my writing table there lies the beginning of a play called Странно вспоминать о том, что у меня дома, в одном из ящиков письменного стола, лежит начатая драма
"Saul" and a bundle of poems. "Саул" и связка стихотворений.
Many an evening I have worked over them-we all did something of the kind-but that has become so unreal to me I cannot comprehend it any more. Я просидел над своими произведениями не один вечер, - ведь почти каждый из нас занимался чем-нибудь в этом роде; но все это стало для меня настолько неправдоподобным, что я уже не могу себе это по-настоящему представить.
Our early life is cut off from the moment we came here, and that without our lifting a hand. С тех пор как мы здесь, наша прежняя жизнь резко прервалась, хотя мы со своей стороны ничего для этого не предпринимали.
We often try to look back on it and to find an explanation, but never quite succeed. Порой мы пытаемся припомнить все по порядку и найти объяснение, но у нас это как-то не получается.
For us young men of twenty everything is extraordinarily vague, for Kropp, M?ller, Leer, and for me, for all of us whom Kantorek calls the "Iron Youth." Особенно неясно все именно нам, двадцатилетним, - Кроппу, Мюллеру, Лееру, мне, - всем тем, кого Канторек называет железной молодежью.
All the older men are linked up with their previous life. They have wives, children, occupations, and interests, they have a background which is so strong that the war cannot obliterate it. Люди постарше крепко связаны с прошлым, у них есть почва под ногами, есть жены, дети, профессии и интересы; эти узы уже настолько прочны, что война не может их разорвать.