Читать «Мужицкая обитель» онлайн - страница 75

Василий Иванович Немирович-Данченко

Теперь его почти забыли. К могиле — ни тропы. Трава кругом густая; она заслонила даже наивную надпись на плите. Какой-то черноризец-монах сочинил вирши, вырезанные на плите. Мне о. Виталий указал на них, как на чудо поэзии.

— Тут богомолица была, она из Питера, даже плакала… горькими, горькими слезами… Так он ее, монашек-то наш, своим стишком проник. Вы запишите стишок. Стишок хороший, чувствительный. Сколь он до сердца пронимает — и сказать невозможно!

Повинуясь ему, я записал с сохранением правописания:

На сем месте тело погребено

В 1371 году земле оно предано

Магнуса шведскаго короля

Который святое крещение восприя

При крещении Григорием наречен

В Швеции он в 1336 году рожден

В 1360-м на престол был возведен

Великую силу имея и оною ополчен

Двоекратно на Россию воевал

И о прекращении войны клятву давал

Но преступив клятву паки вооружился

Тогда в свирепых волнах погрузился

В Ладожском озере войско его осталось

И вооруженнаго флота знаков не оказалось

Сам он на корабельной доске носился

Три дня и три нощи Богом хранился

От потопленья был избавлен

Волнами ко брегу сего монастыря управлен

Иноками взят и в обитель внесен

Православным крещением просвещен

Потом вместо царския диадимы

Облечен в монахи, удостоился схимы

Пожив три дня здесь скончался

Быв в короне и схимою увенчался.

Длинные ряды безымянных холмиков, поросших сочною травой. Кое-где покосившийся старый крест. Густые вязы и клены тихо колышутся над неведомыми могилами. Туча набежала и уронила несколько слезинок, точно и ей стало жаль этой пустынной и скудной жизни, этих бледных и ничем не оживлявшихся годов затворничества и лишений… И опять солнце сияет вовсю, опять свет его дробится внизу на струйках пролива, медленно покачивающего одинокую шкуну. когда мы устали и сели на одну из могил, я внимательно слушал, "как молятся и гудут покойники", но, увы, мне "дано не было", и я только различал в траве шорох мелкой твари, тоже пользовавшейся теплом и светом только одному монашествующему старцу противного летнего дня.

XXVIII

Железняки. — Жертва вечерняя

— Вы ведь любите дикую природу?

— Еще бы!

— Ну, так я вам сегодня покажу такие места, которые надолго останутся у вас в памяти! — предложил мне о. Пимен.

Лошадь вскоре была готова. Дорога идет чернолесьем. Дичь и глушь кругом. Птица непуганая, — сидит и с места не шелохнется при нашем приближении. Заяц выскочил из чащи на дорогу, замер было на мгновение, перевел ушами и, отойдя в сторонку, долго провожал нас, недоумевая: откуда это?

— У нас зверю снисхождение. На воле гуляет. Еще по крайним островам поганцы чухны тайком бьют его — ну, а тут он испокон века не слышал ружья. Тут у нас зверь приверженный ласковый… Олень грудно ходит, иногда к самой обители подойдет. Вор только олень — сена не оставляй, на рогах разнесет. Не столько он поест, сколько разнесет.