Читать «Морок (сборник )» онлайн - страница 178

Михаил Николаевич Щукин

– Знаешь, зачем я тебя вызвал?

– Догадываюсь.

С Савватеевым надо было рубить напрямую. Без обходных маневров. Воронихин хорошо это знал. И рубанул напрямую:

– Паша, наверно, тебе пора подумать о пенсии. Возраст подошел, здоровье, как ты сам говоришь, сдает. А?

Савватеев еще больше растянул узел галстука, глубоко вздохнул. На вопрос он не отвечал, и в кабинете повисло неловкое молчание.

– Ну, что ты молчишь? Тут, видишь, еще какое дело. Приходили ко мне Травников с Рябушкиным, жаловались на тебя. Придется разбираться.

– Это ваше дело.

– Так оно же тебя касается!

– Что ты хочешь? Чтобы я оправдывался?

– В четверг партийное собрание. Тебе Косихин говорил?

– Говорил. Вот пусть люди на собрании и скажут. Ты зачем меня вызывал – пенсию предложить или сказать о партийном собрании?

– А ты связи не видишь?

– Вижу я, Саня, вижу. Избавиться решил? Да? Надоел, понимаю, что надоел. Как кость в горле торчу. Но учти, так просто я крылышки не сложу и эту шайку козыринскую на чистую воду выведу, как ты их ни защищай. Опутали они тебя, теперь уже и сам завяз. Помнишь, я тебе говорил? Когда Кижеватова снимали? Говорил, что хрен редьки не слаще? И Козырина надо было в шею гнать! Помнишь? Вот она, твоя политика деловых людей! В чистом виде! А Рябушкин с Травниковым… это так, тьфу! Сам знаешь. Совсем ты помельчал, Саня, лучше бы уж в открытую выживал.

У Воронихина лопнуло терпение.

– А вам не кажется, Павел Павлович, что вы забылись?

– Нет, Саня, не кажется. Давно понял – с креслом ты не справился, съело оно тебя. Вот так: ам! – и нету Сани Воронихина. А вместо него другой человек сидит. До свиданья!

– Павел, подожди!

Дверь неслышно закрылась.

Галстук душил Савватеева, он стянул его через голову и, держа в руке, пошел в редакцию. Воронихин, стоя возле окна своего кабинета, смотрел ему вслед. Вот Павел Павлович, слегка размахивая галстуком, пересек центральную улицу. Воронихин ждал, что он оглянется. Не оглянулся.

По разные стороны центральной улицы, каждый в своем кабинете, сидели бывшие друзья и думали об одном и том же. Теперь они могли себя так назвать – бывшие друзья. А когда-то, кажется, совсем недавно…

…Снаряд разорвался рядом с санитарной машиной. Она легко, как спичечный коробок, перевернулась набок. Из кузова с криками и воплями поползли раненые. Мат, стоны, кто-то истошно, из последних сил хрипел:

– Сестра! Сестра!

Медсестра, уткнувшись лицом в пыль, лежала, выставив вверх коротенькие косички добела обгоревших на солнце волос. Песок под ее грудью намокал от крови, темнел. А от близкого леска, реденького в этих местах, зловеще вырастая, становясь все больше, густой цепью двигались немцы, раскидывали своими автоматами грохочущие веера. Воронихин спиной прижался к теплой резине пробитого колеса и закрыл глаза. Что он мог еще сделать? Безоружный, раненный в ногу. На густые автоматные очереди кто-то редко отвечал выстрелами из пистолета. Несколько пуль со шлепками впились в резину. Воронихин дернулся, уперся в землю ранеными ногами и от резкой, пронзившей его боли повалился на бок. То ли сквозь густую пыль, то ли сквозь туман, то ли сквозь вату доносились до него яростные крики, пальба, стук и скрежет. Он пытался прорваться сознанием сквозь эту завесу и не мог. Его куда-то несли, шепотом что-то говорили. «Плен? – мелькнула мысль. – Плен?!» Голова куда-то проваливалась, но он еще слышал, еще разбирал голоса.