Читать «Мои 90-е» онлайн - страница 79

Ольга Каминка

Глава 21

Свенепаркен и его обитатели. Армен. Семен и Хозя. Высокая культура быта и лагерный досуг. Гей-комната. Нос. Критические дни. НЕ гостиница. Страшный лес. Я – невидимка.

Я выехала из квартиры в никуда, напевая себе под нос песню Talking Heads «Road To Nowhere». Парни забрали меня в Лебединый парк. За это время лагерь стал мне родным домом.

Брутальным мужским духом там перло издалека. В коридорах – ничего личного, ничего лишнего. В комнатах на стенах – голые красотки, выдранные из журналов. То там то сям раздавались звуки ссоры, быстро вспыхивавшие и быстро затихавшие. Кто-то с топотом и хохотом проходил иногда по коридорам. Звенели тарелки в обед, но через полчаса все расходились по комнатам. Русские – все социофобы – предпочитали жрать в своих каморках. Там всегда воняло едой и грязная посуда лежала на столах до тех пор, пока не включался какой-нибудь авторитетный персонаж и не давал всем просраться. После этого посуду выносили в столовую, крошки стряхивали на пол, а все остальное – нужное – сдвигали к стене и накрывали каким-нибудь куском занавески, как в нормальной русской деревне. В нашей пятиместной келье обычно это делал Армен.

Армен – один из нескольких лагерных армян. У датчан в лагерном реестре они шли за русских и сидели вместе с нами. Армяне все были как на подбор, умные и интеллигентные. И все – почитатели бога Кришны. Кроме Армена – он тоже торчал на героине. Но Кришну очень уважал. Был он очень серьезный мужчина, лет тридцати, но нам казался реально дедушкой. Мы его любили, несмотря на то что он торчал. Мой муж тоже торчал, все это знали и дружно осуждали. Все-таки он причинял очевидные мне неудобства этим своим пристрастием. Но Армен – другое дело. Ему почему-то все прощалось. Он кололся прямо в комнате, при всех. Просил нас отвернуться и закатывал рукав. А потом, когда у него уже все руки были исколоты, он кололся в ноги, между пальцев, которые были в жутких синяках и язвах. К нему приезжала девушка со страшной кличкой – то ли Нога, то ли Губа. На вид – пухлая блондинка, нимфетка, совсем юная, инфантильная и туповатая. Но с подпорченным уже нутром. Как она оказалась в Копенгагене – не понятно. Она привозила ему порошок. Армен отдавал ей деньги, и она торчала как бы за его счет. Они вместе бахались и… мы уходили из комнаты. Мужиков бесила ее детская бестактность. Ее капризы и белые ляжки на кровати. Каждый бы вдул ей по разу, но ее надежно охранял дух героина. И когда она с собой, в качестве салама, привозила заварку и сахар, над ней все страшно стебались: привезла какую-то шнягу и думает, что все можно! На самом деле ей просто надо было бахнуться, а у Армена были какие-то копейки, карманные от государства. Армен был солидный мужчина, под надзором, так сказать. Поэтому сам не мог брать. Да и лень было выезжать из лагеря. Она ему привозила на дом, честно отрабатывала свой чек. Даже такие небольшие деньги все-таки были субстанцией, вызывающей уважение, поэтому Армен был молодец, а она – сучка.