Читать «Мои 90-е» онлайн - страница 81

В лагере это воспринимали нормально. Несмотря на неукротимый мужской шовинизм и невидимые сковородки на жопе у каждого второго. Все изгалялись как могли: чем более странные декларировались проблемы, тем, казалось, это лучше для получения азюля. Вроде как ментальные проблемы – пропуск в нездоровое датское общество. Проблемы придумывались и раздувались. Мы на ощупь исследовали границы датского законодательства. Подумаешь – лже-геи! У Армена вообще была телега, что его изнасиловала женщина. Он всех потешал подробностями: «Она села мне на лицо! Так, что я даже дишать не мог!» Это должно было, видимо, вызвать сострадание датских властей к оскорбленному самолюбию армянского мужчины. У нас это вызывало детский радостный смех. Армен радовался вместе с нами свой двойной хитрости: так ловко предстать жертвой насилия и посмеяться потом над теми, кто поверил! Но были и настоящие геи. И действительно, они жили отдельно в этих комнатах. Они казались нам скучными семейниками. Один из них регулярно перестригал мои нелепые эксперименты на голове с причитаниями: «Ну как же может девушка доверить свои волосы непрофессионалу!» Девушка эта доверяла всему, что встречалось ей в жизни. Открытая всему, ни к чему не привязываясь, ничего не жалея. Не имея ничего, не защищенная ничем. Мой стиль жизни отражал бессмертную фразу из фильма «Серенити»: «Я – словно листок на ветру. Смотрите, как я парю!» Он, кстати, погиб после этих слов, уничтоженный снарядом корабля «пожирателей». А я оказалась живучая, как ящерица, постоянно отбрасывала хвосты.

Просрав квартиру, я оказалась ближе к своему бойфренду и его дружкам. Я была практически счастлива. Каждый раз, приезжая в лагерь, я изображала посетителя. Здоровалась со стаффами и регистрировала ID-card, чтобы записали меня. Даже делала вид, что выхожу в 23.00. А потом потихоньку заходила обратно под прикрытием обкуренных и хихикающих друзей. Вечерами мы в своей комнате обсуждали высокие материи. Курили и философствовали. Нос был, понятное дело, с нами. Сидел все время тихо и молчал. Но курил вместе с нами. Мы были шумные, наглые и яркие. Мы были прекрасны. Мы были бандой, и мы не считались ни с кем. В частности, мы не считались с несчастным Носом. Долгое время мы просто не давали ему рта открыть. «Нам не важно, гей ты или нет, ты просто Нос. Что с тебя взять?» Когда он пытался вставить хоть слово, его быстро захихикивали или делали вид, что его вообще нет в комнате. Он долго терпел, но однажды разразился эскападой о нравственности и порядке, очень долгой, аргументированной и уничижительной. Он вывел нас на чистую воду, воззвал к совести, уел. Ему даже, наверное, показалось, что он завладел нашим вниманием, потому что мы долго и внимательно слушали его. И когда он закончил, воцарилась пауза. И Паша озадаченно переспросил: «Что ты там сказал-то, я не понял?». Я думаю, Нос был разочарован.