Читать «Мои 90-е» онлайн - страница 67

Место прекрасное – реликтовые сосны, шелковая трава, грибы, ягоды… Лагерь беженцев занимал одну из построек огромного государственного комплекса. В нем находилась самая большая датская… психиатрическая лечебница. Лучше, наверное, сказать санаторий для людей с определенными нарушениями… отклонениями… тьфу, на эту политкорректность. Короче, всюду по окрестным лесам и полянам бродили люди с синдромом Дауна. И не только. Были особенные особенные люди. Был, например, «бычкоед». Он знал уже всех постояльцев нашего корпуса и дружно в ногу бежал за курильщиками до самого автобуса. Он был доброжелательный и улыбчивый. Каждый брошенный на землю окурок он поднимал, аккуратно отряхивал и ел. Люди были с ним грубы. После традиционного «фу!» они замахивались и прогоняли его к лешему. Постепенно «бычкоед» стал нелюдимым и скрытным, увязывался за гуляющими незаметно, делая вид, что гуляет кругами. Но бычки жрать не перестал. В общем, там было чем позабавиться. Там мои парни и жили, пользуясь привилегированным положением гомосексуалистов.

Туда ходил единственный автобус: от конечной станции метро и до своей конечной. Там начинался лес. Но нам, жителям окраин и спальных районов Москвы, это не казалось далеко. Ребята ежедневно мотались в город «по делам». Весь лагерь, все русские по утрам выезжали обносить магазины. Русских там было много, два или три этажа в корпусе. Человек пятьдесят, наверное, в общей сложности. Только мужчины, только холостые. Другое крыло здания занимали «блэки». Отдельно жили арабы и южки. Здесь торговали крадеными паспортами и поддельными документами, продавали ворованное, гашиш и контрабандную ракию.

Все ездили по разным делам. Черные ездили по бабам, например. Датчанки очень охотно выходили за них замуж. Ну и ребята работали в этом направлении. Южки промышляли контрабандой сигарет и алкоголя. Пустячок, но доходно! К сербам было несколько особое отношение, потому что они были реальные беженцы. Им довольно быстро давали вид на жительство, и месяца через два они уже жили в квартирах, имели разрешение на работу и так далее. Поэтому сербы не занимались глупостями, в криминалку не ввязывались, просто ждали. А наши не ждали никаких разрешений. Молодые, но борзые. Дети девяностых. Дети окраин. Дети пионерских лагерей. Дети перестройки. Поэтому каждое утро у наших в городе были дела.

Парни приезжали из лагеря в город красть. А мне потом закидывали ворованное. Долго обсуждали что лучше: сначала дунуть, а потом ходить по магазинам на измене, или лучше сначала поработать, а потом гружеными, с полными сумками, ехать в Христианию – курить?

А еще ведь нужно было завезти мне лагерный хавчик из столовки – ведро йогурта, хлопья, вареную треску и салат. Чем я и питалась день ото дня. Это меня спасало. Можно было не воровать еду на ужин.

Все это напоминало настоящую «малину». Только мы не считали себя преступниками. Ведь мы микому не причиняли вреда, кроме безликих полок магазинов. Я была счастлива в роли хозяйки дачи, ощущая свою нужность. Была в центре событий. Один раз написала маме, тогда еще бумажное, письмо следующего содержания: