Читать «Мифология оптимизма» онлайн - страница 24

Лев Алексеевич Протасов

Макс с интересом разглядывает женщину напротив, и не всю даже, а только ее голую грудь (на левой груди ранка от булавочки).

– Почему ты так ходишь?

– Как это… так? – продавщица по имени Анна мельком себя оглядывает и пожимает плечами.

– Ты ведь голая.

– Ты дурак?

Женщина затягивается сигаретой, выпускает дым Максу в лицо и уверенно выдает:

– Это ты свою Леську представляешь. Я-то в платье.

– Опиши мне, – зачем-то просит Макс.

– Шерстяное платье с Ульяновского рынка, не брендированное, приталенное, хотя мне с моими габаритами это и не к лицу, серого цвета. Под ним красный бюстгальтер размера 95-D, серые колготки, утепленные, 180 дэн…

Макс перестает слушать и изучает обстановку. Он в гостиничном номере, на своей койке, а напротив – нудистка из местного ТЦ. Щебечет что-то про одежду, хотя ясно видно, что одежды нет.

– Я только что с бездомным говорил, – обрывает он ее щебет.

– Что, прости?

– С бездомным. А площадь-то вся в крови, – Макс кривит лицо. – Как мы вообще здесь оказались? Я даже не входил.

Он истерически хохочет – против своей воли. Заливается удушающим смехом, давится им и не может остановиться. Никак.

В глазах темнеет. Рефлекторно льются слезы. Макс хочет их стереть – тянется к своим щекам, дотрагивается до них, но никакой влаги не обнаруживает. Кожа сухая, от сухости грубая. Это его успокаивает – смех глохнет.

Он смотрит в окно – небо кислотно-оранжевое, как большой взрыв. С черными прожилками перистых облаков.

Женщины в номере больше нет.

Так странно сбежала, думает Макс без особого удивления.

Как будто привиделась, – подсказывает внутренний голос.

Да. Верно, друг мой. Будто привиделась.

Вся комната разом дергается – не сотрясается, а именно дергается, как отекшая мышца во время судороги.

Макс этого не замечает и безучастно спрашивает себя: как же так вышло, что ты мой единственный друг?

Очень просто. Ты помнишь Васю Снегирева?

Помню. С первого класса помню. Друзья-не-разлей-вода.

Так вспомни, как ты у него сразу после свадьбы двести тысяч занял и пропал. На Аню хотел впечатление произвести. Путешествие на острова затеял. Вася был хороший друг, Вася забыл про деньги. Вася ни разу не напомнил о себе. А ты решил, что это удобно. И вот ты один.

А Серёга?

Умер. Давно. Забыл?

Серега был на второй чеченской войне, и Сереге было двадцать лет. Он позже умер – спился совсем. Макс отчетливо помнит, что мать на похоронах даже не плакала – извел ее сын-то, пьянкой своей извел, высушил до костей.

Небо становится еще более ярким, словно разгорается.

Макс вдыхает табачный дым, повисший в воздухе после исчезнувшей гостьи. Окурок, отживший свой век только до середины, лежит в чашке на прикроватной тумбочке. Макс берет его, долго крутит в руках, чиркает спичкой и сквозь дым и гарь видит, что на соседней койке кто-то лежит.

Невыносимо худой этот кто-то, аж ребра сквозь рубашку торчат. Сложился в позе эмбриона, колени свои обнял и тихонько стонет.

– Папа?

Кто-то садится на кровати, опускает ноги на пол, расправляет мятую рубаху. Глаза грустные, лицо сплошь в буграх – его съедает болезнь, это видно.