Читать «Марк Алданов. Сочинения в шести книгах. Книга 3. Прямое действие» онлайн - страница 13

В этих двух философских рассказах Макс выступает поборником морали снисхождения, которая позволяет относиться терпимо к фальши, но только во имя сострадания и любви. Он будет говорить неправду, чтобы спасти несчастного преступника в рассказе «Ночь в терминале», но не окажет помощи своекорыстному буржуазному лицемеру Джонсону, для которого амбиции выше естественных устремлений.

В своих рассказах Алданов выводит характеры чрезвычайно разнообразного психологического склада.

Как и Алехин в рассказе Чехова «О любви», он считает, что нужно «индивидуализировать каждый отдельный случай». В «Ночи в терминале» устами Макса автор высказывает характерную, вероятно, и для самого автора мысль: «Что делать, я и в 67 лет сохранил большое любопытство к людям. Они меня интересуют даже тогда, когда они стандартны, как автомобили Форда. Мистер Бэббит не менее интересен, чем Гамлет». Индивидуальный подход Алданова к каждому характеру состоит в том, что он применяет единый метод анализа для создания разных художественных образов и самых разных характеров. Абстрагируясь от специфических черт конкретного персонажа, Алданов интересуется в первую очередь тем, согласуется ли придуманное им явление с действительностью. Меньше всего он озабочен тем, чтобы сорвать «официальную» маску с личности и выставить ее в истинном свете, как это делал Толстой. Его цель определить слагаемые, из которых составляется образ персонажа. В этом смысле он разделяет понимание Чеховым свойства характера, которое известный литературовед-эмигрант Д. Мирский назвал «демократическим» и которое подразумевает поиски однородных компонентов «человека в целом» и одновременно индивидуальных штрихов в каждой человеческой личности. Критерии, на основании которых он судит своих литературных героев, реальных или вымышленных, — это рационализм и нравственность. Алданов делает вид, будто воспринимает своих героев без чеховского сочувствия, но и без толстовского осуждения. Для него характерна поза Гранитова, о котором он сам говорит, что тот «отроду ничем не возмущался, действия и своего правительства, и иностранцев, и свои собственные обсуждал и расценивал только практически: умно ли? полезно ли? целесообразно ли?». Эта маска кажущейся беспристрастности идеально подходит, когда нужно представить в смешном виде тупость зла, что характерно для всех произведений Алданова. Его метод изображения характера, возможно, и контрастирует с тем, который применяла американская журналистка в «Павлиньем пере»: «Как Толстой, которого она читала всегда с восхищением, Мэрилин при описании людей, дававших ей интервью, строила все в их наружности на одной черте». При характеристике героев Алданов меньше полагается на описание внешности, и в его рассказах прослеживается тенденция дать краткую жизненную биографию героев на манер толстовских героев в «Воскресении», но без элементов неприкрытого морального осуждения. Подобно полицейскому чиновнику, педантично собирающему факты в досье, Алданов при описании большинства своих литературных героев подробно рассказывает об их пристрастиях в одежде, пище, напитках, искусстве, литературе, философии, политике; не забывает сообщить и о состоянии их здоровья. Большинство персонажей оказываются добродушными материалистами со здоровой страстью к жизни. Алданов быстро срывает маску с тех героев, которые придерживаются мировоззрения, оправдывающего преступное поведение во имя идеалов, не считающихся с приоритетом свободы личности и человеческого достоинства. О духовных ценностях речь идет редко и бегло. Они занимают слишком малое место в мыслях персонажей, чтобы оказать серьезное влияние на их поведение. Похоже на то, что злые начала в человеческой душе привлекают наибольшее внимание Алданова. Неуклонно разоблачая псев-дофанатичные и фальшивые демонические черты характера, он отмечает истинно дьявольскую природу в человеческих поступках, хотя сам всегда стоит на стороне борющихся за добро. Его настойчивое стремление объяснить поведение человека сугубо житейскими причинами ведет к беспристрастности при описании действительно существовавших людей, но в то же время несколько снижает драматическую напряженность характеров вымышленных персонажей.