Читать «Люди абрикосовой войны» онлайн - страница 21

Александра Зайцева

– Вот бестолочь, электричество что ли в ведро сливать собрался? – потешалась бригада.

Михаил Степанович в общем веселье не участвовал, сидел чуть в стороне. Бутылку с молоком отставлял на потом, долго и вдумчиво пережёвывал бутерброд, рассеянно слушая сальные шутки и добродушную перебранку мужиков. По сторонам не смотрел, на вопросы не отвечал. Не интересовали его и выверты прикормленных крыс.

– Гляди, Степаныч, гляди! Наглая тварюка к молоку твоему подбирается! – заметил как-то Лексей.

– Сволочь настырная, прямо в ноги лезет, – повернулся ещё кто-то.

– Щас перетяну по хребтине.

Михаил тихонько отодвинулся от бутылки. Крупная чёрная крыса на несколько секунд замерла, уколола злобными глазками и подобралась ближе.

– Пусть. Всё равно не откроет.

Крыса присела возле бутылки и быстро обнюхала её шустрым носом. Скользнула зубами по гладкому стеклянному боку, потом ещё раз и снова замерла. Михаил хмыкнул. Она задрала голову и издала тихий звук, похожий на ответный презрительный смешок. Встала на задние лапы, ловко зацепила зубами крышечку из зелёной фольги и одним резким движением сдёрнула её с бутылочного горлышка.

– Вот б… – восхищённо выругался один из шахтёров.

– А дальше как? – заинтересовался новенький. – Морда вовнутрь не пролезет.

Морда и правда не пролезала. Только кончик носа. Жаль не застрял, была бы мужикам забава. Но крыса осторожничала, видать имела неприятный опыт общения с людьми: длинный её хвост загибался у кончика – то ли прищемили когда-то, то ли перебили. Этим хвостом она и добралась до молока. На глазах изумлённых мужиков крыса изогнулась, гибко вывернулась большим телом, опустила хвост в бутылку, а после с удовольствием облизала.

– Умна, шельма, – одобрил Михаил.

С этого дня он брал под землю две бутылки: себе и крысе. Она всякий раз приходила к обеду и повторяла цирковое представление с хвостом. Бригада привыкла к этим номерам, а Михаил Степанович посматривал на смышлёную бестию всё дружелюбнее. Иногда даже с нежностью.

С людьми у Михаила выходило хуже, чем с крысами. Замкнутый и скучный, лишь раз потянулся он к человеку, не побоялся маленькой откровенности.

Тепло в тот год пришло рано, и соседи с удовольствием коротали время во дворе или на летних кухнях. В один из таких вечеров Лексей хвастал вишнёвой наливкой, звал пробовать. Женщины протяжно пели в ласковых сумерках, тонко забирая верхние ноты. Про калину, рябину, да одинокую могилку на Митрохвановском кладбище. Их мужья доигрывали в буру и курили по последней. Потом матери загоняли по домам детей, расходились сами, только Лексей с Михаилом всё смаковали густую ароматную наливку, сидя на поваленном дереве в торце дома. Их приятно разморило от сладкой усталости и незаметного градуса. Вспоминали детство в очень разных, но очень похожих украинских сёлах, а после перешли на войну и послевоенные лагеря. В темноте всегда легче про это. Лексей – тоже сиделец из военнопленных – глухо и муторно рассказывал про мешок.