Читать «Люди абрикосовой войны» онлайн - страница 19

– Если ты про Михея, то лучше с ним поговори.

– Нет, про другое.

Лиля колеблется, я чувствую себя неловко. Будто напрашиваюсь в гости к человеку, который не очень-то рад, но не может найти достойную причину для отказа. До чего гадко, когда это близкий человек.

– Ладно, – говорю, стараясь сохранить беззаботный вид, – как-нибудь в другой раз. Ты прости, мне бежать пора.

– Погоди, я думаю, кто может за меня постоять. Или вечером к мамке приеду и забегу до вас с Михеем. Только не сегодня. Хорошо?

– Отлично. Ну, давай, до встречи.

На этот раз улыбка у неё чуть виноватая, а моя и вовсе жалкая, сморщенная. Почему нам неловко, отчего мнёмся и смотрим в сторону, будто вломились в чужую спальню в самый неподходящий момент? Она ведь искренне обрадовалась мне, чуть к потолку не подпрыгнула. А потом… когда? Когда спросила про Михея, словно спряталась. Юркнула в тёмный чулан и дверь захлопнула.

Я быстро иду к выходу, но на половине пути оборачиваюсь. Лиля так и стоит, положив грудь на прилавок, смотрит мне вслед. Её рука плавно поднимается в прощальном жесте.

Дед

Дед Лексей похож на индейского вождя из детской книжки. Была у меня такая, с картинками. Правда, у деда нет убора из перьев, а вместо длинных волос редкие белые прядки под разлапистой панамой, но профиль тот же: острая скула, хищный горбатый нос, твёрдый подбородок. Кожа тёмная, гладкая, будто старое дерево, щедро покрытое олифой. Каждая морщина – ломаная линия, идеально сработанная резчиком. Он сидит на скамейке, откинувшись назад, чутко слушая улицу с закрытыми глазами.

Михей несёт продукты домой, а я остаюсь во дворе. Надо собрать мысли и унять раздражение. Надоели они: Савчиха с этим многозначительным «А-а-а-а!», её дочь, выглядывающая из-за прилавка встревоженной галкой, скрытный Михей. На обратном пути всё плёл кружева из недомолвок и выспрашивал, как мне показалась Лиля. Никак! Не удивила, не возмутила, не обидела!

– Здравствуйте, – присаживаюсь рядом с дедом, тянусь в карман за сигаретами, но останавливаюсь. Нельзя, я хорошая девочка.

– Здоров, – сипит он, – ты чья?

– Катерины внучка, к Михею приехала.

– Оксана?

– Олеся.

– Катерины, значит?

– Да.

Старик поворачивается, ощупывает меня цепким блестящим взглядом:

– Похожа. Хорошая была женщина, царство ей небесное. Помню, моталась одно время по столицам за дамскими чулками и детскими вещичками. Нашим курточки привозила, и Гришке, сыну Антонины. Никогда больше своей цены не брала. И если дефицит доставала в магазине, сверху положенного не накручивала. Честная была, порядочная.

– А деда моего вы хорошо знали?

– Михаила? Был у меня бригадиром, когда я в крепелях ходил.

– И как он? Хороший человек?

– Человек и человек. Невредный, дельный.

– Вы дружили?

Старик отворачивается, шарит рукой по лавке. Двигаю к нему палку. Он опирается на неё, но не встаёт, а наклоняется корпусом ко мне. Теперь его лицо близко, я вижу седые волоски, торчащие из широких ноздрей, чувствую лёгкий запах «Звёздочки».

– Нет. Если твой дед и дружил с кем-то, я о таком не в курсе.

– Странно, – говорю скорее себе, чем ему. – Столько лет в шахте, и ни друзей, ни приятелей.