Читать «Люди абрикосовой войны» онлайн - страница 20

– Ну, приятель у него был, – улыбается Лексей. – А может, приятельница. Кто их разберёт.

Он коротко хихикает, наблюдая моё недоумение.

– Крыса! – восклицает он. «Ап!» – так фокусник вытаскивает из шляпы букет тряпичных цветов.

– Крыса?

– Или крыс, – продолжает веселиться дед Лексей. – Мы не проверяли, под хвост не заглядывали. А хвост, я тебе скажу, длинючий. И сама зверюга в полметра, а может, больше.

Он лукаво щурится и мелко трясёт головой: «веришь-веришь-веришь?» А как же, верю.

– Крыса, – соглашаюсь я.

– Угу.

Что только не брали в шахту на тормозок, но чаще – сало. Хлеб, лук, сало, и чтобы ломти потолще. В девяностые, когда скрутило безденежье, лук жарили, посыпали им хлебные краюхи, да и всё. Но Дусин Лексей к той поре вышел на пенсию. А по молодости всего было в достатке. Хватало и на себя, и на крыс.

Крысы шахтёрам не мешали. Молодые их побаивались, но быстро привыкали к юрким теням и вкрадчивой возне в гулких подземных коридорах. Здоровенные бестии избегали света, стараясь не попадать в узкие лучи коногонок, но держались рядом: от людей пахло едой. Особо дерзкие подходили совсем близко, норовили стянуть съестное, и шахтёры охотно делились. Это на поверхности крыса – вредитель и разносчик заразы, а глубоко под землёй – живая душа.

Михаил Степанович кроме тормозка и фляги брал в шахту пузатую бутылку с молоком. Кашель донимал уже тогда, и он свято верил, что молоко очищает лёгкие. Мучился, а сменить работу, чтобы поправить здоровье, даже не думал. Михаил любил шахту, с удовольствием носил во рту немецкие слова «шурф», «шельф», «штрек», не слишком жаловал шахтёрский жаргон и говорил по-книжному. Скупая чистая речь была для него так же естественна, как неизменный белый носовой платок в кармане или коробочка с остро обточенными спичками-зубочистками.

– Слышь, молодой, тащи валенки и ходу.

– Ага!.. А где они? – шарил глазами по раздевалке очередной растерянный парнишка.

– Слепой что ли? Перед носом у тебя.

– А-а-а! Может, завалились куда?

– Мозги у тебя завалились, – веселились мужики. И матом, матом.

– Хватит, время! – прикрикивал Михаил и протягивал парню рукавицы. – Держи свои валенки и не теряй.

Шахтёры оставляли повседневную одежду в чистой бане, надевали спецовки в грязной. Дальше ламповая. Отдать жетон, взять заправленную коногонку, проверить свет. Фляга, «спасатель» – кислородный баллон, который всегда под рукой, второй жетон для отметки времени спуска. Узкая клеть, мерный рокот механизмов, вниз, вниз, вниз, и дальше на своих двоих по штреку. Блестят под ногами рельсовые пути, теряются во мраке арочные своды. Крепильщики ходят в полный рост, не то что лава, проходка и ГРОЗы.

На точке можно сесть на распил у стены, развернуть газету, достать из-за пазухи тормозок.

– Эй, ёжик, хорош жрать! Видишь, ведро? – подначивали мужики всякого несчастного новичка.

– Ну?

– Набери напруги. Работать пора.

– А где?

– Что – «где»?

– Напругу набрать?

– За поворотом.

Бедолага плёлся в темноту, возвращался ни с чем, искал слесаря, бежал, куда пошлют, пока кто-то сердобольный не объяснял, что напруга – это напряжение в проводах.