Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 324

— Извините, — сказала она, — но, право, мне бы не хотелось, чтобы сюда заходили посторонние. Отсюда уже пропало несколько очень ценных предметов. Вы, конечно, не из таких, но...

Наверно, так и было. Кто-то стащил что-нибудь «на память».

Я встал и засобирался. Светлана не поняла, что произошло, но догадалась: что-то очень нехорошее.

— Вы на нее не сердитесь, — попросила она шепотом, — у нее кошки на душе скребут...

Потом мы встречались с Таней, уже ставшей Есе-ниной-Флор, в издательстве. Мы делали вид, будто ничего особенного не произошло, да и выглядела она не ахти как: еще больше похудела, еще больше курила и жаловалась на изнуряющие боли.

До меня доходили слухи, что Татьяна ездила на Ива-но-Франковщину, где проходил турнир памяти Флора (не знаю, кто принимал в нем участие). Местная газета написала про нее: «Вона теж була надзвичайно осо-биспстю. Видала (издала. — В.М.) п’ять монографш про свого рщного дядька Серпя Есенша, готовула до друку повне з!брання його твор!в. Про чоловжа говорила тепло: “Вш був дуже пмейною людиною”. На жаль, д!тей вони з Соломоном Михайловичем не нажили. Тож на-щадюв (наследников. — В.М.) у славетного niaxicra не залишилося...» Меня позабавило сожаление, что у них не было детей и что наследников поэтому у Флора не осталось. О пяти ее монографиях, к сожалению, мне ничего неизвестно, но вот то, что детей у них никак не могло быть, известно доподлинно.

3

Моя задача в работе над этой повестью усложнялась тем, что Сало Михайлович — один из самых выдающихся гроссмейстеров мира, это фигура историческая, и его вроде бы должен окутывать дым шахматных баталий. Но не мое дело — анализ сыгранных им партий. Мне попалась фотография, датированная 1893 годом: Чайковский на веранде, в руке — папироса, на лице — мука мученическая, одежда неряшлива; так вот, этот снимок, как считают многие биографы композитора, полнее всего выражает душевное состояние Чайковского в последний год его жизни. Да здравствуют жизненные «пустяки»! Так что оставим специалистам партии, сыгранные Флором, и их анализ. Главное — я имею право говорить о гроссмейстере Флоре: я был его близким другом, он хотел даже усыновить меня (что довело меня до слез). Мне всегда казалось, что моему Сало Михайловичу еще жить и жить, что я не сегодня так завтра все-таки успею пополнить Флориану, тетрадку-дневник, где изредка (увы!) появлялись кое-какие записи. У меня не было диктофона — какая жалость! Вот бы сохранить его голос, его рассказы и «дней минувших анекдоты»!

Что ни год — Флора все больше и больше не хватает мне. Надеюсь: не только мне. Мой долг перед ним растет и растет. Сразу же вслед за утратой появились у меня стихи «Памяти Флора»:

Забыла чайка, что была криклива. И, ржавый брат скрипичного ключа, За чайкою вдоль Рижского залива Последний лист несется грохоча.

Любимый мой гроссмейстер, Вы поймете.

Уж Вы меня простите: прорвало.

Тот ржавый лист — вот он, в моем блокноте. А где теперь то самое крыло?

Такой некрупный, как Вы шли понуро.