Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 17

Вот так мы с ним и встречались. Нам было интересно друг с другом. Мы могли говорить на любую тему. Миша был безупречно образованным и очень эрудированным. Высказывался он всегда исключительно грамотно и изысканно, желая доставить этим удовольствие и собеседнику, и, я убеждена, самому себе. Я не помню, чтобы он сказал какую-нибудь пошлость или позволил себе скабрезную двусмысленность. А если кто-нибудь втягивал его в разговор на «скользкую» тему, Таль поддерживал его на уровне блистательного французского дипломата.

И мне уже стало казаться, что наши отношения так и останутся на таком дружеском платоническом уровне, что вроде бы «остальное» ни меня, ни его не очень-то интересует. Но в жизни так не бывает, если, конечно, речь идет о нормальных физически здоровых людях, а не об интеллектуальных извращенцах. Его брат Яша в то время снимал квартиру и жил вне талевского дома. Однажды после какой-то светской вечеринки мы оказались с Мишей в этой квартире. Яша был в отъезде. И все произошло как само собой разумеющееся...

Миша не производил впечатление застенчивого, но и совсем уж не казался эдаким покорителем женских сердец. Он был чистым молодым человеком, почти мальчишкой... Господи! Да ему и было-то всего двадцать один. А мне? Неужели мне когда-то могло быть девятнадцать?..

Это было прекрасно! И в ту ночь, и в последующие... Описывать словами ощущения физической близости — занятие бессмысленное и безнадежное. Это тайна. Тайна, которой может владеть один или одна. Тогда это может быть хорошо. Но если тайна открывается обоим, тогда близость становится тем самым наслаждением, которое невозможно объяснить словами, отобразить на холсте или запечатлеть в самом изысканном сочетании нотных знаков... Вот так у нас было с Мишей.

Те ночи многое изменили, многое упростили, но кое-что и осложнили...

После тех ночей Миша перестал быть для меня приятелем. Возникло необъяснимое чувство принадлежности друг другу. У людей искренних такое чувство проявляется после первой физической близости. При этом у одних рождается комплекс зависимости, у других — комплекс превосходства, у третьих (к сожалению, не так часто) — ощущение взаимного равенства. Тогда «занятие любовью» (употребляю этот модный сегодня «технологический» термин умышленно, чтобы подчеркнуть его циничность и скрытое в нем безразличие) становится иным — естественной и необходимой потребностью для обоих. Я как-то сразу стала чувствовать Мишу «своим». Не в смысле господства над ним, а кровной, родственной связи. Никаких претензий, никаких ограничений, ненормальных просьб или, не дай Бог, требований.

Тогда ни мысли, ни даже намека на то, чтобы выйти за Мишу замуж, у меня не было. Просто я испытывала настоящий душевный комфорт, и все, что относилось к отношениям с Мишей, доставляло мне радость и удовольствие: и встречи, и иронично-церемониальные подношения цветов, и все, что могло следовать потом. Кроме цветов он мне в то время ничего не дарил. Но скупостью в течение всей последующей нашей с ним жизни Миша отмечен уж никак не был. Он был настолько тактичен и воспитан, что какие-либо более ценные материальные подношения могли, с его точки зрения, унизить женское достоинство и подчеркнуть зависимость от него. «Подставок» подобного рода Миша терпеть не мог. Ни в жизни, ни в шахматах. Прекрасно помню, что партии, выигранные им в результате зевка противника, не доставляли ему удовольствия.