Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 11

Ну, да ладно...

Худсовет театра решил ставить «Эзопа», и на постановку был приглашен режиссер Театра им. Вахтангова Георгий Барышников. После одной из репетиций я вышла во дворик театра. День был теплый и солнечный. Я зажмурила глаза и подставила лицо солнцу. И неожиданно услышала: «Вы не боитесь, что Ваши волосы выгорят?»

Это был Барышников. Он смотрел на меня так выразительно, что мне стало как-то не по себе. Я уже знала цену таким взглядам. Но на сей раз это было так чисто и так искренно, что мне даже не захотелось, как принято говорить, «отшить» его, хотя за словом в карман в подобных случаях я, как правило, не лезла.

«Теперь я понимаю, — сказал он, — почему в Вильнюсе Вас называют Суламифь».

Красивый мужчина ни тогда, ни потом не имел шанса стать героем моего романа. Красавчики не волновали меня. Барышников не явился исключением из моих предпочтений: фантастический интеллект, образованность и удивительная тактичность... Он был невысокого роста, полноватый, в очках. Ему было тридцать два года против моих восемнадцати... В общем, не буду утомлять подробностями — он стал моим первым мужчиной и учителем во всем: в театре, в жизни, в любви... Во всем. Наши взаимоотношения развивались так бурно, что вскоре он ушел от жены, и мы договорились, что он забирает меня в Москву, в Вахтанговский театр... «Эзоп» был выпущен, я провожала Барышникова в аэропорту Вильнюса. До сих пор помню его лицо в маленьком окне самолета. Меня не мучили никакие дурные предчувствия. Я находилась в радостном предощущении будущего...

Через два дня из Москвы позвонила его мама и сказала, что Георгий умер от инфаркта миокарда. Второй раз судьба «не пустила» меня в Москву. Если бы я что-то хотела приукрасить, то, наверное, придумала бы здесь эпизод, в котором случайная цыганка нагадала мне скорую не очень дальнюю дорогу в другой город. Но никакой цыганки не было. Было отчаяние, была затяжная депрессия и было полное отторжение театра и всего, что могло напоминать о Георгии...

Так случилось, что тогда приехал на гастроли Рижский ТЮЗ, и его руководитель Павел Хомский предложил мне стать актрисой этого театра и переехать в Ригу. Моя воля в то время была настолько парализована, а апатия столь велика, что, если бы мне предложили переехать в Таллин, Брянск, Новосибирск, тоже бы согласилась. Я не могла больше оставаться в Вильнюсе, хотя любила и люблю этот красивый город. Я бы просто повесилась от тоски и одиночества. И ни мама, ни папа, ни бабушка не смогли бы мне помочь... Паша Хомский оказался в тот момент спасительной соломинкой, и маршрут моей судьбы круто изменился...

Итак, я переехала в Ригу, стала актрисой Рижского театра юного зрителя, целиком ушла в работу, в репетиции, в спектакли, в концерты. Надо сказать, театральная и светская жизнь в Риге по сравнению с Вильнюсом была более активной, более, можно сказать, столичной... Помимо работы в театре я стала выступать в концертах как эстрадная певица. Обо мне стали говорить, «на меня» начали ходить... Появились поклонники, раздавала автографы. Не было недостатка в многочисленных предложениях как творческого, так и нетворческого характера — некоторые известные в Риге представители противоположного пола завлекали в жены... Даже думать об этом не хотела! В голове у меня были только эстрада, театр и снова эстрада... К тому же я влюбилась в Хомского. Вообще мне везло в жизни на талантливых людей. А к Хомскому я привязалась еще и как маленькая, оставшаяся без хозяина собачонка. Чуткий и деликатный, он вытащил меня из депрессии и стал именно другом, а не — как бывает — режиссером, использующим свое служебное положение... Так что ни о каком замужестве не могло быть и речи. Я уж не говорю о том, что любое замужество тогда воспринимала как потерю самостоятельности и возможности заниматься любимым делом.