Читать «Луиджи Пиранделло. Избранная проза в 2 томах» онлайн - страница 313

зать, что он так уж властен, суров и энергичен. Этот вы­

сокий худой священник, казалось, светился насквозь, как

будто свет и воздух холма, на котором он жил, не толь­

ко обесцветили, но словно бы проредили его тело, так

что дрожащие его руки сделались хрупкими до прозрач­

ности, а веки, прикрывавшие светлые миндалевидные

глаза, стали тоньше луковичной шелухи. И такой же

дрожащий и бесцветный был у него голос, и такая же пу­

стая и неуловимая улыбка длинных бледных губ, между

которыми то и дело мелькал белый сгусток слюны.

Едва войдя и услышав от Монсиньора о мучивших

меня угрызениях совести и моих планах, он тут же зача-

462

стил, хлопая меня по плечу, говоря мне «ты» и вообще

обращаясь со мной с большой фамильярностью:

— Вот и прекрасно, вот и прекрасно, сын мой! Боль­

шое страдание — это же замечательно! Благодари за него

бога. Ты спасешься страданием, сын мой. Те дураки, ко­

торые не желают страдать, заслуживают самого сурово­

го наказания. Но ты, на свое счастье, много страдаешь, да ты и должен страдать при мысли об отце, который, бедняга... э... да, причинил много зла... да, бедняга...

Пусть твоими веригами будет мысль о твоем отце!

Вот твои вериги. А борьбу с синьором Фирбо и синь­

ором Кванторцо предоставь мне. Они хотят учредить

над тобой опеку? Будь покоен, я все устрою.

Я вышел из епископского дворца с уверенностью, что

одержал победу над всеми, кто собирался учредить надо

мной опеку; но эта уверенность и обязательства, ко­

торые из нее вытекали, обязательства, которые я взял на

себя перед епископом и Склеписом, снова вышвырнули

меня в безбрежное море неуверенности: теперь, когда

я начисто разорен и лишен положения и семьи, что же со

мной теперь будет?

8. В ОЖИДАНИИ

Теперь у меня не оставалось никого, кроме Анны

Розы, а она хотела, чтобы я был подле нее во время ее

болезни.

Анна Роза лежала в постели с забинтованной ногой: она говорила, что не встанет, если, как до сих пор опаса­

лись врачи, останется хромой.

Бледность и вялость от долгого лежания сообщили ей

новое очарование, иное чем раньше. Глаза у нее теперь

блестели ярче, и этот блеск был мрачен. Она говорила, что совсем не спит. По утрам она задыхалась от запаха

собственных волос — густых, сухих, слегка вьющихся, распущенных и свалявшихся за ночь на подушке. Если

б не отвращение, которое она испытывала при мысли

о руках парикмахера, прикасающихся к ее голове, она бы

их обрезала.

Как-то утром она спросила, не могу ли я их обрезать.

И, посмеявшись над моим замешательством, натянула

на лицо край простыни, и так и осталась лежать, молча, спрятав лицо.

Под простыней вызывающе обрисовывались формы

463

ее тела, тела зрелой девственницы. Я знал от Диды, что

ей уже двадцать пять. Конечно, лежа вот так, с закры­

тым лицом, она знала, что я не могу не видеть ее

тела, обрисовывающегося под простыней. Она меня ис­

кушала.

Тишина, царившая в этой розовой, затемненной, не­

убранной комнатке, казалось, знала о живущей здесь

тщетной жажде жизни, жизни, которой мешала заро­

диться и продлиться быстротечность, свойственная всем

желаниям этой странной девушки.