Читать «Куры не летают (сборник)» онлайн - страница 195

Казалось бы, для Бродского, пострадавшего от империи, которая «запихнула» его в ссылку, не давала возможности ощущать себя поэтом и позднее не желала поступаться своими принципами, не позволяя родителям посетить в Америке единственного сына, – любое поражение этой империи, ее развал, ее смерть должны были вызвать восхищение или хотя бы чувство личной победы, а не желание эту империю защищать.

Независимость Украины действительно стала смертью империи (как бы последняя ни пыталась ее остановить).

С каких позиций Бродский старается взглянуть на Украину? С позиций русского интеллигента-патриота? Западника/славянофила? Космополита?

И еще одна проблема, которую тоже непросто прояснить, но относительно легко очертить. Находясь в Америке, где все так политкорректно, общаясь с друзьями, которые приехали с комплексом жертв коммунизма (Милош) или колониализма (Уолкотт), Иосиф Бродский в стихотворении «На независимость Украины», по сути, пренебрегает всеми правилами этикета.

Он производит текст, который в случае авторской публикации четко определил бы его позицию не только относительно Украины, но и Литвы и Польши – стран, которые он действительно любил и с представителями культур которых дружил.

С одной стороны, Бродского, как носителя русского языка и культуры, ничто не обязывало любить Украину (хотя, как свидетельствует его фамилия, предки Бродского со стороны отца были выходцами из города Броды). Таким образом, некоторый сантимент он мог бы иметь, но – не имел. Поскольку, как он сам свидетельствует, в его семье почти не вспоминали о жизни до революции – ясно, почему. Наверняка и никаких семейных преданий о далеких пращурах на Волыни (в составе Польской Короны) Бродский не слышал, хотя об украинско-еврейских взаимоотношениях на протяжении нескольких столетий был достаточно информирован. Допускаю, у Збигнева Херберта было больше оснований написать об украинцах и Львове, в котором он вырос и пережил Вторую мировую войну, – фактически Херберта можно было бы считать поэтом пограничья с надломленной идеей Кресов и комплексом поражения.

Возможно, и Чеслав Милош, другой поэт другого пограничья, имел не меньше оснований обвинить Литву в желании отделиться от Союза и не присоединяться к Польше (но это похоже на нелепую шутку).

Собственно говоря, на конференции 1988 года в Лиссабоне, будучи приглашен туда вместе с Милошем, Рушди, Зонтаг, Бродский прежде всего стоял за Россию не просто как за империю культуры, а как за политическую империю, плохо разбираясь в проблемах Центральной Европы и ее исторической и духовной роли, – позиция, которая вызвала у его коллег резкое неприятие. Конфликт старался сгладить Дерек Уолкотт, однако о европейских делах он был не очень хорошо осведомлен. (Таким образом, поэты бывших империй и пограничья не совпадали в оценках тогдашней ситуации.)

Понятие империи в стихах Бродского довольно часто фигурирует в греко-римском контексте. Эта классическая модель вызывает у поэта если не восторг, то, во всяком случае, уважение (допускаю, что не из-за завоевательных походов, бесконечных войн и захвата новых территорий, а благодаря культуре, которой может гордиться любая империя).