Читать «Красавицы не умирают» онлайн - страница 132
Людмила Третьякова
— Иду, право, иду!
— Полно врать!
— А вот и посмотрим! Даете ли деньги, маменька?
— Даю, пострелиха!
После Мария Ивановна сыновьям писала да соседям рассказывала, какую дочка историю учинила. До церкви дошла и даже камушек положила на платок, чтобы ветер не унес.
Мать, правда, чуть ли не вдогонку человека послала, да только Саша на ногу быстрая. Он туда, она уже обратно...
И вот, когда Саше пошел девятнадцатый год, появился в Москве молодец, с которого все московские маменьки глаз не сводили: вот это жених! Красавец, наследник громадного состояния. И вправду молодой граф Николай Александрович Самойлов, как говорится, всем взял. Благодаря семейным связям он быстро продвигался по службе и в августе 1821 года, перед тем как появиться в Москве, был назначен флигель-адъютантом при государе. Водились за ним грешки: в карты поигрывает, в громких компаниях замечался, так ведь молодость!
Стали в московских гостиных замечать, что молодой граф глаз не сводит с Алины Римской-Корсаковой. И танцует с ней, и беседует, и в дом ездить начал: что ни вечер, то тут как тут. Каждый раз, уходя и прикладываясь к ручке милых дам, вздыхал — отпуск истекает, скоро возвращаться на службу.
Мария Ивановна покой потеряла. Алина то зардеется, как маков цвет, то сидит бледная, грустная. Видно, не выходит у молодых решительного объяснения.
Все-то ночки подряд Мария Ивановна с боку на бок ворочалась и вставала, глаз не сомкнув, — как быть? Наконец решилась.
Как-то после ужина, когда Алина вышла из комнаты, подступилась она к Самойлову:
— Граф, я вижу вы так грустны...
— Ехать не хочется...
Он стоял у камина. Отблески огня играли на молодом лице. Самойлов, тихий и задумчивый, был так непередаваемо хорош, что Мария Ивановна невольно залюбовалась им. Она часто ловила себя на мысли, что порой совсем не по-матерински относится к ухажерам своих дочерей. Правда, ей уже на пятый десяток пошло, но женских радостей выпало, если вспомнить, с гулькин нос. С мужем они были далеки друг от друга.
— Я, дорогая Мария Ивановна, в вашем доме столько ласки увидел... Меня рано на казенный кошт отдали. Своего-то дома и не знал... Маменька у меня строга. Все говорила, что не мужское дело по теплым углам сидеть. Оно верно. Только к семейному очагу каждого человека тянет.
— Семейный очаг? Так за чем дело стало? Послушайте, граф... Я хочу говорить с вами без всяких извивов. Ваше ухаживание за моей дочерью и доверие, которое вы сумели мне внушить, дает мне это право.
Мария Ивановна увидела, как фигура Самойлова напряглась. Он словно и ожидал, и боялся того, что услышит дальше. Она продолжала:
— Я хотела бы знать, чем это кончится... Я понимаю так, что вы человек с правилами, честный человек. Какие же ваши намерения насчет моей дочери? Любовницей вашей она быть не может... Мезальянса между вами и ней ни на волос нет.
Самойлов заговорил взволнованно:
— Нет, нет, конечно, нет! Я за счастье почел бы связать судьбу свою с Александрой Александровной. Сейчас же бы! Но вы знаете, что у меня есть мать. Я не волен вполне. Мне надо к ней писать.
