Читать «Когда возвращается радуга. Книга 3» онлайн - страница 112

Хотя, конечно, о султанском «подарке» стоит сообщить…

Или не нужно?

Ирис-ханум не хуже него знает, что милость султана, присланная с курьером, может оказаться последней. Услышит про ларец — перепугается, не будет места себе находить, чего доброго — опять потянется к Джафару-аге — женщины ведь любят и героев, и страдальцев, и часто принимают жалость за любовь… В то же время и умолчать об услышанном он не вправе.

Поразмыслив, нубиец решил, что скрывать ничего не станет. И о послании Хромца сообщит, и о ненужной жестокости капитана. Придётся, заодно, напрямую сказать, как он казнил пленных пиратов… Да и с наёмником он сегодня переборщил, сведения можно выбить из пленного куда утончённее. Но обо всём в подробностях он доложит позже. Завтра, например, чтобы нынешний ночной сон госпожи не омрачился кошмарами.

А потому — он так и не узнал…

…как, твёрдой походкой, с надменным выражением лица, капитан вошёл в приёмную, где многочисленные присутствующие, слетевшиеся при известии о возможной его опале, как стервятники на падаль, поклонились — кто с затаённой издёвкой, кто с искренней скорбью; затем, не удостоив ответа, он прошествовал в кабинет, где сам Омар ибн Шариф, консул солнцеликого, нервно расхаживал, заложив руки за спину и пиная время от времени слугу, трясущими руками собирающего черепки от разбитого кувшина с вином, запрещённым Пророком. Перешагнув порог, капитан Джафар повернулся лицом к Мекке, вознёс хвалу Аллаху — и лишь после этого обратился к послу:

— Я готов принять послание Солнцеликого, его милость или кару, с одинаковым рвением. Ибо, если я в чём-то провинился перед султаном — то, воистину, достоин смерти, а если заслужил — поощрения. На всё воля его и Аллаха!

— Достойные слова достойного правоверного мужа! — с поклоном ответил ему консул. — Прими же высочайшую волю, друг мой…

И заметил лёгкую усмешку на лице капитана.

— … Друг мой! — повторил уверенно и громко, так, чтобы его расслышали те, кто за закрытыми дверьми ловили каждого слово, затаив дыхание. — Ибо, какова бы она ни была — моё отношение к тебе не изменится, Джафар-ага, достойнейший из достойнейших. И если ты и впрямь в чём-то виноват — то без злого намерения, ибо кому, как не мне, знать чистоту твоих помыслов и преданность Солнцеликому.

— Благодарю, Омар, — помедлив, ответил капитан. — Я… не забуду. Но во имя твоей честности — не повторяй более таких слов, ибо твои недоброжелатели извратят их до последнего звука. Желаешь ли ты, чтобы я прочёл высочайшее послание при тебе?

— Ты вправе вскрыть его наедине, Джафар, — ответил консул.

А сам, не сводя многозначительного взгляда с капитана, протянул прихваченный со стола лист бумаги.

Сквозь брызги чернил и помарки, вызванные писанием наспех и на иноземном наречии — осторожный посол прибегнул к греческому языку — можно было разобрать:

«Закрытая карета ждёт тебя у чёрного входа. Поспеши в Гавр, там готовится к отплытию корабль в Новый Свет».

А ещё — на столе дожидался мешочек с деньгами и какие-то бумаги — очевидно, здешний пас-спорт…